Огненное болото - [13]
В освещенном пространстве продолжал кружиться снег, шумел лес, пуще прежнего играли язычки пламени. Конечно, здесь, на месте, написать картину нельзя, здесь можно сделать только заготовки, наброски, варианты, наметить пропорции. Но Митя так увлекся рисованием, что позабыл все свои неприятности. Теперь он находился целиком во власти творческого воображения, которое, словно на крыльях, то поднимало его туда, где шумят верхушки девственного леса, чтобы оттуда он мог увидеть, как внизу, около нодьи, беседуют двое молодых охотников, то уносило его в будущее, и перед его мысленным взором возникала уже написанная маслом картина, которую рассматривают люди, много людей… А карандаш быстро-быстро бегал по шероховатой бумаге блокнота: ложились линии, тени, полутени; понадобились цветные карандаши, и они тоже смело и быстро забегали по листу бумаги; рисунок Мите не понравился, и художник перечеркнул его самым жирным черным карандашом. На следующей странице все началось заново. Мите вспомнились: охота на первую белку, рябчик под прицелом, скачущая по шесту куница, и все это он пририсовал к первому варианту рисунка - на ели изобразил раненую белку, на сучок сосны посадил рябчика, по шесту, протянутому чьими-то руками к сухостою, заставил скакать зверя наподобие кошки.
За спиной шевельнулся спящий Сеня, и Митя Кушманов вздрогнул. Неприятный холодок охватил все его тело, а руки машинально потянулись к портянке, на которой сушились спички.
Нодья уже сгорела до половины бревен; полевая сумка, спички и другие отсыревшие вещи успели просохнуть, Митя собрал их обратно в сумку и лег.
Усталость и волнение сделали свое: он заснул сразу и крепко.
Богатырским сном спал и Сеня. Он продулся лишь тогда, когда от бревен нодьи остались только горбыли.
Лес оказался не то белым, не то мутным. За пределами освещенного нодьей пространства лес был непроницаем.
Буско тоже проснулся, потянулся раз-другой, подошел к хозяину и лизнул ему руку.
- Как спалось?
Собака повиляла хвостом, легла около Сени и стала поглаживать лапой свой нос.
- Покажи-ка, что тут у тебя?.. Э-э, да у тебя весь нос в царапинах,- удивился Сеня. - А я вчера и не заметил.
Он подумал, что собаке было очень неудобно драться с куницей под кореньями, и поучительно добавил:
- Вперед будешь умнее.
В это время Буско насторожился: поднял голову, навострил уши.
«Наверное, опять филин,- вспомнил Сеня про вчерашнюю историю. Надо его застрелить. Хорошее чучело будет для живого уголка».
Вдруг справа послышалось какое-то шипение. Звук усиливался: Буско зарычал и бросился в сторону пня конды. И в тот же миг Сеня увидел: из-под горевшего пня вырастал голубоватый огненный сноп. Буско отскочил в сторону. Сеня стоял, ничего не соображая. По спине его забегали мурашки. А пылающий голубоватый сноп разрастался, жара обжигала лицо…
«Надо разбудить Митю, мелькнуло в голове Сени,- и отойти, иначе сгорим».- Он бросился к товарищу.
- Митя!.. Слышишь!.. Митя!..
Митя не отзывался.
- Проснись, говорю, проснись!..
Сеня приподнял Митю за руки. Тот открыл глаза и ничего не понимал.
- Обожди, Сеня…
- Становись на ноги… Одевайся!
Ноги Мити подкашивались, тело сползало книзу.
- Митя Кушманов!- уже отчаянно закричал Сеня, и его друг только теперь проснулся.
- Что такое?
- Пламя… Из земли пламя!..
- Какое пламя?
- Посмотри, вот тут…
И Сеня снова вздрогнул: никакого голубоватого пламени не было.
- Ты, наверно, во сне видел,- спокойно сказал Митя и снова повалился на землю, и казалось, ничто уже не может разбудить его.
Сеня ущипнул себя.
- Нет, не сплю. Все это наяву, сказал он вслух.
Вдруг Сеня что-то вспомнил и устремился к пню. Та половина пня, вплотную к которой лежал комель бревна, успела сгореть, сгорели также и смолистые коренья, в двух-трех местах курились белые дымки. И только в одном месте Сеня заметил ямочку, напоминающую миниатюрный кратер.
Сеню осенила догадка:
- Так вот почему это болото называется Огненным! Вот в чем его тайна! шепнул он про себя и посмотрел на товарища. Митя, подойди сюда!- Митя!.. Или ты снова спишь?
Он махнул на спящего рукой.
Сеня только теперь почувствовал сильную, как при ознобе, дрожь, хотя сам был весь в поту. Возбужденный всем происшедшим, он не мог усидеть на месте.
Сене теперь было важно одно: он наяву видел горение голубоватого пламени, слышал его шипение, ощущал жару. Вероятно, такое пламя видели здесь и раньше, его принимали за огонь нечистой силы. «А может быть, подумал Сеня, и охотник Петр сошел с ума, увидев то же самое. И все же, что это за пламя? Придется сразу же рассказать об этом сельсовету, сообщить ученым. Пусть разузнают».
А тем временем, пока Сеня беспокойно ходил взад и вперед, Митя видел чудесный сон.
Он был вместе с Сеней. Пробродив ночь, они, наконец, выбрались из Огненного болота. Стало быстро светать. Заря окрасила небо. Послышалась мелодия позывных радио. Заря разрослась, и уже под бой кремлевских курантов показалось из-за горизонта ясное, доброе солнце. Над лесом поплыли слова величественного гимна:
Тайга ожила, стала еще красивее, чем прежде. Все запело, отзываясь эхом, что-то возвышенное и дорогое коснулось сердец юных охотников, и друзьям захотелось подняться ввысь, полететь. Достаточно было взмахнуть руками, и они полетели над родной тайгой; под ними сверкали бесчисленные реки, зеленели колхозные поля, дымились заводские трубы; Гимн продолжал звенеть, и перед ними открывались новые просторы. Митя и Сеня летели уже над южными степями, где воздвигались электростанции, шумели новые города…
