Огненная вспышка - [42]

Джеддингз прикрыла микрофон ладошкой, повернулась к миссис Фритц и сказала:

— Мы можем поставить их в бальной комнате, в углу, и они не будут мешать.

Миссис Фритц это не понравилось, но она поняла, что это одно из тех неудобств, с которым просто придется смириться, поэтому она сварливо ответила:

— Ладно, но я надеюсь, что не буду на них натыкаться!

— Конечно нет, мэм! — пообещала Джеддингз и сказала в интерком: — Заходите. — Она нажала кнопку, открывающую наружные двери.

Миссис Фритц увидела, как крепыш что-то еще произнес, но в этот раз Джеддингз не нажала кнопку громкоговорителя.

— Да, хорошо, — сказала та и повесила трубку. Большие деревянные двери начали расходиться в стороны.

— Что он сказал? — спросила миссис Фритц.

— Он поблагодарил вас.

— Хм, вежливый. Сейчас это редкость.

— Да, мэм.

Они вышли из привратницкой и направились к переднему залу, к которому вела фигурная лестница и где пол был выстлан розовым мрамором, прохладным даже в самую жаркую погоду. Джеддингз открыла двери, как только увидела, что фургон миновал ворота. Он проехал по извилистой подъездной дорожке и сдал назад.

На дверях кабины было небрежно написано белым: «Прибрежная доставка». Двое мужчин вышли из машины и двинулись к задним дверям фургона, а крепыш сказал, улыбаясь:

— Добрый день, мэм, простите за неудобство.

— Ничего, — ответила она великодушно, хотя все присутствующие понимали, что это совсем не так.

Водитель был ростом поменьше, худощавый, с острыми чертами лица и большими ушами. Оба были в обычной рабочей одежде, темных бесформенных штанах и футболках, у крепыша — с рекламой пива, а у мелкого — «Дельфинов Майами».

И почему низший класс всегда превращает себя в рекламные щиты?

Когда открыли заднюю дверь, показались две большие черные коробки, стоящие внутри, а рядом с ними — ручная тележка, которую крепыш достал первой. Потом они вдвоем переложили ящики из фургона на тележку, миссис Фритц и Дженнингз отступили назад, и мужчины вкатили ее по широким ступенькам к дому. Сверху на коробке виднелись обычные разъемы и выключатели, впереди она была занавешена черной тканью, и название производителя, «Магно», выбитое железными буквами, значилось спереди, возле кнопок.

Джеддингз, указывая дорогу, повела их в дом, крепыш толкал тележку перед собой, а водитель шел рядом, придерживая усилитель сбоку, чтобы тот не упал. Миссис Фритц, замыкая шествие, следила, чтобы колеса тележки не повредили ее паркет.

К счастью, места для витрин, где будут выставляться драгоценности, и место для помоста ведущего аукциона уже были выбраны, все столы и помост уже установили. Миссис Фритц не хотела волноваться из-за таких мелочей в самый важный день. Поэтому им удалось приткнуть усилители там, где они не будут мешать в ходе приготовлений. Они не будут бросаться в глаза, к тому же, возможно, придется установить еще что-нибудь, для чего понадобится пространство.

На самом деле это крепыш посоветовал, где их разместить. Он указал на дальний от витрин угол:

— Мэм, если мы поставим их там, они никому не будут мешать.

— Хорошо, — согласилась она.

Они так и сделали, а второй усилитель поставили перед первым. Потом они выкатили свою тележку обратно через входные двери, крепыш еще раз улыбнулся и пробормотал свои извинения, миссис Фритц опять ответила снисходительно, после чего вернулась в привратницкую, чтобы проследить, что фургон уехал и ворота закрылись.

— Джеддингз, — сказала миссис Фритц.

— Я распоряжусь, чтобы прислуга накрыла усилители скатертями, и вы их даже не заметите.

— Хорошо!

Усилители накрыли снежно-белыми дамасскими скатертями и забыли о них.

8

— Я не хочу! — проскулила Лоретта.

Она постоянно скулила, но ее скулеж всегда был разным. Иногда он едва отражал ее общее отношение к жизни, иногда выражал определенные эмоции, например злость или страх, или капризную раздражительность, или усталость. А сейчас это был тупоголовый упрямый скулеж, с дополнительными гнусавыми нотками и рокотом бунта.

Пора положить этому конец! Лесли повернулась к матери, сидящей напротив за столом:

— Мама, я немногого прошу!

Ее мать, Лоурел, отложила вилку и сильно нахмурилась, ее кремовое личико сморщилось, как бумажный пакет в супермаркете. Ей никогда не нравилась роль судьи в спорах между дочерями — прыткой Лесли и заторможенной Лореттой, немного слабоумной, очень толстой и плохо сознающей, что происходит вокруг.

Был вечер среды, они собрались за обеденным столом, и Лесли знала, что надо решить этот вопрос сейчас, потому что завтра — последний день, когда она может попытаться вытащить Дэниела из больницы.

Она все думала и думала, и этот способ был единственной приемлемой идеей, которая пришла ей в голову. Но она нуждалась в содействии Лоретты. Другого выбора не было.

Как обычно, мать не собиралась ей помогать.

— Лесли, — сказала она, — если бы ты только объяснила нам, зачем все это нужно…

Естественно, она не могла этого сделать. Но почему она должна что-то объяснять? Она кормила семью, она была тем, кто сплачивал всех, какое они имеют право допрашивать ее?

— Мама, — сказала она, заставляя себя быть спокойной и рассудительной, — этот мужчина — мой друг. Не любовник, ничего такого, просто друг. Он попал в беду, попросил помочь, и я помогу! И для этого мне нужна Лоретта.