Огненная сага - [43]

– Юный Тормено торгуется, как комтур при покупке коня?

Милана как громом поразило. Этот голос здесь? Среди белого дня? Он обернулся и взглянул прямо в светло-зеленые глаза таинственной воровки. Ее рыжие волосы были закреплены по бокам при помощи светлых роговых гребней, а вместо белой накидки на ней было длинное зеленое платье с объемными рукавами, обильно обшитое жемчугом. Завершали образ плотно облегающие белые перчатки и узкие белые туфли. Ее платье было сшито не по последней моде, которую предпочитали жены богатых торговцев, и совсем не соответствовало вольным взглядам, которые она продемонстрировала во время их последней встречи. Она была похожа на молодую супругу богатого землевладельца из провинции.

– Вы меня забыли, Милан Тормено? Не можете вспомнить моего имени?

Но она не назвала ему своего имени!

– Я… Конечно же, я помню. Я…

– Фелиция. – Она посмотрела на него и обворожительно улыбнулась. – Забываете ли вы столь быстро всех дам, в чьей постели просыпаетесь обнаженным?

Торговец пергаментом ухмыльнулся и отступил назад.

«Я тоже могу вести себя бесцеремонно», – раздраженно подумал Милан.

– Уверяю вас, дам, в чьей постели, будучи обнаженным, я сделал больше, чем просто проснулся, я не забываю.

Она засмеялась и, по всей видимости, не обиделась на его слова.

– Покупаешь для отца? – Левой рукой она указала на свитки.

Он кивнул:

– Я хотел приобрести свиток, чтобы записать любовное стихотворение.

Она наклонила голову. Ее глаза по-прежнему светились лукавством.

– Я предполагаю, оно будет посвящено не мне.

– Вашу проницательность превосходит лишь ваша красота, благородная Фелиция.

Она нежно прикоснулась к его руке:

– Что мне нужно сделать, чтобы вдохновить вас?

Она произнесла это с такой интонацией, что Милан засомневался, не зашел ли он слишком далеко. Но он уже распустил язык, а отец учил его никогда не отступать с начатого пути. Она бросила ему вызов и должна была увидеть, к чему это приведет!

– Если вы ищете слова для вечности, тогда купите два свитка. Обещаю, для вашей прелести я тоже подберу стихи.

Фелиция отвязала кошелек от пояса, подчеркивающего ее талию.

– Как человек, наслаждающийся искусством каллиграфии, я ожидаю пробы вашего мастерства, Милан. Для неуклюжей мазни мне моего серебра жалко.

Милан повернулся к торговцу:

– Есть ли возможность продемонстрировать даме образец моего почерка?

– Разумеется! – Он склонился перед воровкой. – У меня имеется несколько заточенных гусиных перьев и дубовые чернила, которые никогда не сбиваются в комки. Я мог бы также…

Фелиция прервала его коротким жестом:

– Пиши, Милан.

Он взял лебяжье перо, ствол которого все еще был белым. Это перо еще никто не окунал в чернильницу.

Но прежде чем он смог подобрать настолько же изысканный пергамент, торговец подсунул ему широкую полосу бересты.

– Этого будет достаточно в качестве пробы.

Милан хотел возразить. На белой коре следовало писать углем, так как она с трудом впитывала чернила. С другой стороны, если бы ему удалось справиться с этим вызовом, то демонстрация его умения произвела бы еще большее впечатление.

Милан окунул лебяжье перо в чернильницу, которую ему подставил торговец, и осторожно дал чернилам стечь, а затем выцарапал на гладкой березовой коре:

Огненные волосы Фелиции спасли

Сына священника в час беды…

Он снова окунул перо.

– Какой красивый почерк, – похвалил его старый торговец. – Как будто он учился в монастыре.

«Если бы ты только знал, насколько близок к правде», – подумал Милан.

– Неплохо.

Он посмотрел на рыжеволосую воровку. Ей не понравились придуманные им строки? Может, ей показалось, что он выставил ее в невыгодном свете?

– Но крупновато. Не мог бы ты писать помельче? Мелко и очень отчетливо. Это бы по-настоящему впечатлило меня.

– Не на бересте.

Милан отчаянно взглянул на чернила, блестевшие на куске березовой коры. Малейшее движение, и они размазались бы. Да и лебяжье перо не было предназначено для столь изящной письменной работы.

– Давай же, парень, покажи ей, на что ты способен.

Старик положил перед ним запачканный клочок пергамента, на котором еще можно было распознать старые надписи, затем подал ему небольшое черное перо. «Перо дрозда», – подумал Милан. Он обмакнул стержень в чернила, стряхнул их о край чернильницы и постарался написать как можно более мелким почерком:

Светило, что направило мой шаг

Это была первая строфа одного из менее известных стихотворений Франческо Ферранты.

Фелиция улыбнулась. Она была знакома с лирикой Ферранты? Или же восприняла это как спонтанно выдуманную им строфу, описывающую его положение?

– Неплохо, – кивнула она.

– Неплохо? – возмущенно произнес торговец и насыпал немного песка поверх крошечной надписи. – Парень реально хорош. Мало кому удается писать таким мелким и в то же время разборчивым почерком.

Она открыла кошелек и положила два кайзерталера рядом с исписанным пергаментом.

– Дайте ему два лучших свитка, которые у вас имеются. Он их заслужил.

Старик неспешно просмотрел шкуры ягнят, висевшие на веревке, и ощупал каждую из них скрюченными от подагры пальцами. Наконец он снял четыре свитка и вышел на площадь перед аркадой, чтобы осмотреть их на солнце.