Как тяжелы веки. Он не спал вот уже три ночи и сейчас устало наблюдал, как юное утро поджигает небо. Огненно-красные облака окутывали остроконечные горные вершины. Бремя власти было тяжело как никогда. Альвы отказались от сражения за созданный ими мир, а среди братьев царили недоверие и раздор. Небесные змеи должны были быть защитным валом Альвенмарка, но по стене этой змеились глубокие трещины.
Дракон потянулся, захрустели суставы. Он был стар, как мир, который сторожил вместе со своими братьями по гнезду. Иногда ему казалось, что Альвенмарк еще что-то значит для него. Он неустанно исследовал грани будущего. Столько путей вело во тьму… Он видел, как на перевалах Лунных гор возвышаются построенные детьми человеческими замки. Как над ними развевается знамя с изображением мертвого черного дерева на белом фоне. Дети альвов исчезли из этого мира. Их мир совсем лишился магии. Как могло так случиться?
Но сколько бы ни глядел он в будущее, никак не удавалось понять, где в настоящем кроется корень всех зол. Может быть, в нем повинен тот бессмертный, что строит более мудрые планы, чем все остальные и у кого могло получиться заставить девантаров действовать в соответствии с его желаниями? Или же он в Нандалее, драконнице, восстающей против устоявшегося миропорядка? Три плода зрели в ней, но родит она лишь двух детей. И, несмотря на это, все они повлияют на будущее людей и детей альвов. И в этом крылась одна из тех загадок, которые он никак не мог разгадать.
Пламенеющее небо напомнило ему о том, что необходимо действовать, что нельзя просто наблюдать и размышлять. Один раз девантары ускользнули от них, когда потерпели поражение Нандалее и Гонвалон. Теперь нужно было снова создать ловушку бля богов детей человеческих. Их способно уничтожить только общее драконье пламя всех небесных змеев: оружие, мощнее которого нет ни в одном из трех миров. И оно было создано не только для того, чтобы угрожать кому-то. Нужно использовать его прежде, чем девантары придумают сходное по силе оружие. Война между двумя силами стала неизбежной. Будет множество погибших. Будут опустошены города и целые земли. Однако время для переговоров миновало. Слишком различны цели, к которым стремятся Альвенмарк и Дайя. Победит тот, кому достанет мужества нанести удар первым. Несмотря на то что эта победа будет, несомненно горькой.
Старый дракон расправил крылья, наслаждаясь теплом первых утренних лучей. Все начнется с хитрости и интриги. Это почти столь же смертоносное оружие, как и дыхание небесных правителей. Но, в конце концов, все будет решаться огнем и мечом. Он оттолкнулся от скалы и полетел навстречу огненно-алому рассвету. Пришло время сражаться.
Утес Невенилл считался проклятым местом. Ночью сюда старались не приходить. И уж тем более в полнолуние, когда власть духов была сильнее всего. Более уединенного места не сыскать во всей Уттике, поэтому Бидайн любила его. Днем она исполняла роль няни, присматривающей за обеими дочерьми купца Шанадина. Никто не догадывался, кем она была на самом деле. Все знали ее лишь как робкую эльфийку неопределенного возраста, старавшуюся никому не смотреть в глаза и одевающуюся всегда в белые одежды девственниц — хотя кожа ее уже начала увядать, что могло означать лишь одно: она жила уже не первое столетие.
Бидайн стояла на отвесной меловой скале и смотрела вниз, на море. На темной его глади сверкала волшебная серебристая паутинка линий, нарисованных дорожками лунного света. Далеко на востоке на фоне горизонта виднелся силуэт парусника. Ночной бриз трепал тончайшее просторное платье без рукавов, ласкал ее стареющую кожу. Как же быстро утратила она свою эластичность! Бидайн надеялась, что сможет прожить с этой человеческой кожей хотя бы несколько лет. Но эта надежда разбилась, как и все остальные. Вскоре придется что-то предпринять… Кого же ей убить? Одну из девочек, которых доверил ей Шанадин?
Волна с грохотом ударилась о подножие утеса. Эльфийка снова поглядела вниз, на пузырящуюся пену, белые пальцы которой цеплялись за скалы костяного цвета. Может быть, стоит покончить со своим бренным существованием? Она драконница, но вот уже столько лун она ничего не слышала о драконе, которому посвятила жизнь. Ходили слухи о грядущей войне. Говорили, будто отовсюду собирают детей альвов, чтобы отправить их сражаться в Нангог. Но сюда, в Уттику, вербовщики еще не приходили.
Правда ли, что бои будут идти в Запретном мире? Почему же тогда Золотой не посыпает за ней? Она с презрением поглядела на свои руки. Даже в свете луны видна была паутинка тонких морщин. Может быть, причина в этом? Может быть, ему она тоже противна?
Иногда Бидайн казалось, что она чувствует прилипший к ней могильный запах. Она мылась два раза в день. Пользовалась дорогим мылом с ароматом розового масла, но запах возвращался снова и снова. Запах разложения… Как знать, существует ли он лишь в ее напряженном воображении? Может быть, от отвращения к самой себе она придумала его? Другие тоже чувствуют этот запах?
Бидайн знала, что о ней говорят. Судачат о странной старой деве, которую Шанадин взял в свой дом. Эльфийка снова поглядела на пенящиеся волны. Бездна манила ее. Всего два шага и все — сомнение, отвращение — будут позади. Она подарит свободу своей душе и возродится в новом, безупречном теле. Бидайн сделала шаг к бездне. За ее спиной, на лужайке на склоне горы смолкло пение сверчков. Ветер стих. Даже шорох прибоя стал тише, словно природа затаила дыхание. А потом эльфийка услышала голоса и грубый гортанный смех.
