Огненная дорога - [49]

— Может, это не так уж и глупо, как тебе кажется. Однако я имею в виду другое. — В ее глазах вспыхнула недевичья решимость. — Вы должны стать для него таким же бедствием, как он для вас. Его войска хорошо организованы, вооружены и действуют военными методами. Значит, вы должны делать то же самое.

— Это невозможно для нас!

— Ваш ответ должен быть точно таким же по своей природе, в той степени, в какой это возможно. Вот что вы должны делать, а не разбегаться, точно крысы перед стаей псов.

Рыжеволосый бунтарь надолго задумался над ее словами. В наступившей тишине было слышно, как над трупом жужжат мухи, откладывая яйца в еще не засохшую рану. Неподалеку громко закаркала ворона, созывая своих далеких собратьев на пир.

— Ты должен объединить своих сторонников, — продолжала втолковывать ему Кэт. — Договориться встретиться в каком-то месте, прихватив с собой все, что можно назвать оружием. Найди что-то, что может послужить знаменем, и представь это, когда все соберутся. Тогда они тоже почувствуют себя солдатами — и действовать станут так, будто они и есть солдаты!

До сих пор эта мысль не приходила ему в голову. Они — Жакерия и, значит, уж никак не солдаты.

— Эти люди простые крестьяне и знать ничего не знают о таких вещах.

— Так научи их! — быстро ответила она. — Любого крестьянина можно обучить солдатскому делу, если взяться за это с умом.

— Но кто… Как?

— Не стоит недооценивать себя, Гильом. И своих приверженцев тоже. Чего-чего, а таких действий ваш враг никак не ожидает. Это даст вам преимущество, которого вы не имели прежде.

Даже у Мо, несмотря на то что их было много, в большой степени собственная неумелость мятежников стала причиной поражения. Однако они едва не добились успеха! Может, они победили бы, если бы наступали как истинная армия — строем, с командирами во главе, используя стратегию войны?

Каль сам удивился, подумав: «А что? Вполне возможно».

Поразительно просто и так очевидно. Почему он раньше, не додумался до этого? Ужасная оплошность с его стороны, и в результате столько погибших в бою, а еще больше — от последовавшей за ним жестокой расправы. Может, сейчас эти люди были бы живы?

— Ты во всем права, — взволнованно сказал француз, вглядываясь в юное лицо Кэт и недоумевая, откуда к ней могли прийти все эти знания. — Как получилось, что ты, девушка, так хорошо разбираешься в воинских делах?

На ее лице возникло выражение грусти.

— Когда я была маленькой, люди, которые часто бывали у нас, только и говорили, что о войне. Если я спрашивала их о чем-то другом, они просто отмахивались от меня. Но вот слушать их или нет — в этом у меня не было выбора. Все они толковали о войне, об оружии, о стратегии, о солдатских делах. Может, кое-что и застряло в голове.

— Запросто. И благодаря тебе дошло и до меня. — Каль встал, потирая руки. — И сейчас мне совершенно ясно, что нам следует делать. То, на чем ты все время настаивала, — как можно быстрее ехать в Париж. Там есть люди, которые помогут мне разработать стратегию.

— Наконец-то! — воскликнула Кэт, даже не пытаясь скрыть радость.

— Это самый логичный вывод. Ты сумела убедить меня в том, что сам, в одиночку, я больше ничего не могу сделать. Мне требуются совет и помощь Этьена Марселя.

— Кого?

Он бросил на нее недоумевающий взгляд.

— Марселя. Неужели ты, такая образованная девушка, не знаешь, как зовут парижского прево?[14]

Она с веселыми искорками в глазах пожала плечами.

— Père всегда расстраивался из-за политики и не разговаривал со мной о ней, пока я сидела в шкафу.

— Тогда я расскажу тебе кое-что по дороге. Ты должна знать.

Он сложил ладони и подставил ей. Она поняла его, поставила ногу на сцепленные руки и забралась на коня. Он сделал то же самое.

— И когда в Париже мы встретимся с твоим père, я скажу ему, что нельзя держать тебя в неведении относительно того, что происходит в мире.

Она бросила последний взгляд на мертвого крестьянина.

— Думаю, я уже знаю об этом больше, чем хотелось бы.

Алехандро шел по улице Роз в направлении улицы Старого Замка, вглядываясь во все дверные проемы в поисках мезуз,[15] когда-то украшавших их. Увы, все они исчезли, остались лишь еле различимые следы клея или гвоздей на косяках, часто стыдливо закрашенные известкой, если хозяева могли позволить себе такую роскошь. Он спрашивал себя, какие мыс ли бродили в головах еврейских домохозяек Парижа, когда они убирали эти знаки, грозившие бедой тому, кто жил внутри. Как это происходило? Высыпали они все на улицы и вместе оплакивали свою судьбу? Или выбирали момент, когда никто не мог застать их за этим занятием, и грустили в одиночку. Да какая разница? Факт, что надписи исчезли. Парижские евреи не хотели, чтобы было известно об их принадлежности к этому народу, поскольку это могло принести только страдания.

Однако тот, кто умел смотреть, все еще мог обнаружить следы их присутствия здесь. Путем вежливых расспросов Алехандро нашел этот парижский квартал много лет назад, после того как они с Кэт чудом избежали сожжения в Страсбурге, и знал, что, если понадобится, он сможет затеряться среди живущих тут людей, по крайней мере на время. Снова и снова он ощущал запахи, или слышал, или просто чувствовал нечто такое, что возвращало его в прошлое. И всякий раз, когда это происходило, сердце болело от одиночества, но он все равной искал и жаждал столкновения с этими осколками прошлой жизни.