Огнем опаленные - [3]

Виктор уже засыпал, когда на улице раздался шум моторов, началась стрельба.

Все вскочили и в потемках, опрокидывая мебель, хватаясь за оружие, побежали на улицу.

Натянув гимнастерку, Виктор схватил автомат, гранаты и тоже выскочил вслед за всеми.

На улице горело несколько машин, бежали немцы.

В городке было много советских войск. Со всех сторон били из автоматов, рвались гранаты. Немцы шарахались из стороны в сторону, попадали под огонь, вновь шарахались, стараясь прорваться на западную окраину города, к дороге, ведущей на ту сторону Эльбы, к американцам.

Только к утру перестрелка стихла. Уцелевших и сдавшихся в плен немцев отправили на восток.

…А утром 9 мая хоронили своих товарищей, погибших в этом ночном бою. Молча стояли у братской могилы солдаты, отдавая последний долг товарищам, которые прошли вместе с ними от Москвы до Эльбы.

В этот момент из соседнего леса, где располагался полк связи, мощные динамики донесли долгожданную радостную весть из Москвы — фашистская Германия капитулировала!..

С того дня прошло немногим менее двух лет… Виктор сидел на лавочке в парке напротив Львовского университета и вспоминал… тот далекий 41-й год… первый день войны… дорогу от Москвы до Берлина… товарищей…

ПРИШЛА ВОЙНА…

Никогда раньше Москва не знала такого раннего многолюдья на своих улицах. С сумрачными лицами люди спешили на работу. Никто не мог усидеть в те ранние часы дома — война!

Когда Виктор приехал на завод, собрались почти все рабочие цеха. Сотни людей стекались на заводской двор через распахнутые двери проходной.

До начала смены еще более двух часов, а все были на месте.

Виктор кивком поздоровался и молча стал рядом с товарищами из своего цеха.

Оглядевшись, он заметил, что пришли не только те, кто работал в первую смену, но и те, кому заступать в вечернюю.

— Товарищи! — На балкон второго этажа заводоуправления вышли секретарь парткома и директор завода. — Товарищи! — немного помолчав, повторил секретарь парткома. — Фашистская Германия подло нарушила Пакт о ненападении. Немецкие войска вероломно напали на нашу страну. Враг бомбит мирные города нашей Родины…

Взволнованно, переживая каждое слово, слушали речь секретаря.

Когда после митинга Виктор пришел к себе в цех, около станка стоял его сменщик — Михаил Кузнецов.

— Ты что сейчас делаешь?

— Корпуса приборов.

— Покажи чертежи.

Виктор достал из тумбочки и повесил на кронштейн перед станком чертеж корпуса.

— И я делаю этот же корпус, — едва взглянув на чертеж, заявил Михаил. — Сколько у тебя корпусов в сменном задании?

— Пятьдесят.

— А сколько делаешь?

— Шестьдесят.

— А я — семьдесят пять.

Он немного помолчал, обдумывая что-то.

— Что, если две нормы дать? — вновь заговорил Михаил. — Как думаешь?

— Две не вытянуть. Даже если без обеда работать.

— Не надо без обеда. Давай по полторы смены. А? И не меньше чем по сто корпусов на каждого? Пока не дадим по две нормы, из цеха не уходить!

— Согласен.

— Тогда ты работай, а я пошел в бюро комсомола и к начальнику цеха. Берем обязательство — работать по двенадцать часов! Давать не менее двух норм каждый. Идет?

К вечеру над главным пролетом цеха появился плакат с надписью:

«Коллектив цеха, поддерживая инициативу комсомольцев Кузнецова и Лесина, берет на себя обязательства:

— работать по полторы смены (12 часов) в сутки;

— обеспечить выполнение плана не менее чем на 200 %.

Товарищи! Дадим фронту больше приборов!»

Прошло два месяца. Радио каждый день приносило нерадостные вести: «После упорных боев наши войска оставили…» Эти слова тяжестью ложились на сердце. Люди ходили хмурые, неразговорчивые. Все рвались на фронт. Каждый день кого-нибудь провожали. В доме, где жил Виктор, тоже многие ушли на фронт.

Виктор спускался по лестнице. Навстречу кто-то шел.

— Виктор! Не узнаешь?

Только теперь Виктор разглядел свою соседку — Олю Николаеву. В ладно подогнанной гимнастерке, маленьких сапожках, в пилотке на стриженой голове — раньше у нее была пышная темная коса — трудно было узнать ту Ольку, которую всего несколько лет назад Виктор поддразнивал, любил дернуть за косу, а однажды даже подрался с ней.

— Оля! А где коса?

— Вот она. — И Оля развернула сверток, который держала в руке. В газете лежала длинная чудесная коса — предмет гордости Оли и зависти всех соседских девчонок.

— Не жалко?

— Очень жалко. Ты даже не представляешь, как жалко. — Голос Оли дрогнул. — Но что поделаешь — иначе не берут в армию.

— Ты куда попала?

— В зенитную артиллерию. Буду здесь, под Москвой. А у тебя как?

— Пока никак. Работаю.

— Я сегодня последний день. Хочешь, вечером пойдем в кино?

— Идем.

— А я не буду тебя смущать военной формой?

— Будешь, конечно. Мне уже сейчас неловко, что ты, девчонка, в форме, а я, парень, до сих пор в гражданском.

— Это дело поправимое — иди в военкомат, в райком комсомола, добивайся.

— Да уж пробовал. Черт меня дернул пойти работать на этот завод. Не берут.

Но дело было не только в заводе. Виктор уже ходил в военкомат и в райком комсомола. И везде получил отказ. В военкомате Виктор простоял несколько часов, а когда подошла его очередь и он наконец попал к военкому, тот спросил:

— Заявление, паспорт. Военная специальность?