Огнем и мечом - [23]

Я остановилась напротив эпизода, где неведомый мне художник изобразил сцену пожирания гигантским драконом каких-то сущностей.

Огромный, покрытый пластинами брони, с гребнем, идущим от носа до кончика хвоста, красно-черный, словно бы пронизанный прожилками текущей лавы дракон раскрывал гигантские крылья, прижимая мужские и женские силуэты разной степени белизны к земле черно-стальными когтями, а из его пасти безжизненно свисала красивая девушка.

Харакаш остановился возле меня, окинул ничего не выражающим взглядом фреску, задержав взгляд на фигуре в пасти, и хмыкнул:

– Так называемая Первая жертва. Ожидаемо…

Брат Севастий споткнулся на ровном месте и резко обернулся, смело уставившись на островитянина.

– Так называемая? Уважай павших ради победы богов!

Лениво повернув голову в сторону храмовника, мастер меча все тем же ничего не выражающим взглядом оглядел его с ног до головы.

– Первой жертвой стал Туманный. Вы все об этом знаете и все предпочитаете забыть об этом.

– Неправда! – Севастий аж побелел от гнева. – Защитница, почему ты терпишь это…

– Остановись. – Я подняла руку, прерывая храмовника, и посмотрела на своего наставника. – Харакаш, сейчас не время и не место для религиозных споров. Пусть каждый из вас останется при своем, с уважением к своему божеству и терпимостью к божеству другого.

Мог бы и не провоцировать его, между прочим! Я даже не в курсе, о какой Первой жертве тут идет речь, и не знаю, кто из них прав. Если есть кто-то правый вообще…

Кажется, Харакаш обладал весьма развитой интуицией, по крайней мере, я уже в который раз убеждалась в том, что иногда островитянину было достаточно одного короткого взгляда, чтобы понять, что делать или не делать в сложившейся ситуации.

Островитянин молча посмотрел мне за спину, на храмовника и отвернулся, показывая, что разговор исчерпан.

Я еще раз скользнула взглядом по сюжету фрески, огненно-черной кляксой расползшейся по стене, и, вздохнув, быстрым шагом пошла дальше по коридору, вынуждая брата Севастия меня сначала догнать и перегнать, а потом едва ли не легкой трусцой бежать впереди, указывая дорогу. Впрочем, скоро в его помощи просто отпала нужда.

Двустворчатые двери были открыты настежь, возле них стоял Гир, сразу же впившийся в меня взглядом.

– Чужаки не допускаются на совет, – ровным голосом сообщил он мне, когда расстояние между нами сократилось до пары шагов.

– Харакаш останется снаружи.

Храмовник молча кивнул и, развернувшись, вошел в небольшой светлый зал, все убранство которого состояло из круглого стола и семи стульев, три из которых были пусты.

Магистр радушно улыбнулся мне, остальные храмовники сохраняли на лице маску холодной вежливости.

Гир за моей спиной закрыл створки дверей, звякнул засовом.

Они всегда запираются изнутри?

– Присаживайся, защитница. – Ирвин указал рукой на один из стульев по правую руку от себя. Гир двинулся к свободному месту с левой стороны от магистра, и мне ничего не оставалось, как принять приглашение старца.

Место с правой стороны от меня осталось пустым.

Дождавшись, пока все рассядутся, настоятель едва слышно прочистил горло и заговорил, задерживаясь взглядом на каждом из присутствующих.

– Сегодня на нашем совете находится тот, чьего присутствия в этих стенах не ощущалось больше полутора тысяч лет… – Магистр Ирвин сделал выразительную паузу, а храмовники изобразили легкое удивление.

Может, это какая-то дань традиции?

– …и мы к этому присутствию оказались не готовы.

Парам-пара-пам, фьють! Ну, хоть кто-то, кроме меня, оказался к этому не готов!

– …И это первая причина, почему я, как глава Фиральской комтурии, собрал вас здесь, – закончил магистр, выразительно оглядев серьезные, в какой-то мере даже хмурые физиономии сидящих за круглым столом мужчин. Никто не собирался брать слово следом за Ирвином, а может быть, этого и не требовалось. Несколько мгновений мы сидели в тишине, они смотрели на старца, я смотрела на них. – Каждый из нас проходит испытание веры хотя бы один раз в своей жизни. Появление защитницы веры спустя столько лет молчания Пресветлой – одно из таких испытаний. И я с болью в сердце говорю вам, что мы его практически провалили.

После этих слов храмовники наконец-то слегка оживились. На их лицах отразилась разнообразная гамма чувств от удивления до раздражения и досады. Памятуя об опыте с чтением чувств Эмила, я не стала ни к кому специально тянуться своим чутьем, просто постаралась расслабиться и прислушаться к отголоскам эмоций, что накатывали на меня со всех сторон.

– Ложь. Угрозы. Нападения. Все это защитница веры получила здесь, в месте, где она должна была чувствовать себя в полной безопасности. В месте, что многие столетия носило гордый титул обители Коррина. – Взгляд магистра снова вернулся к Гиру, что, положив руки перед собой на стол, сплел пальцы в замок и пристально смотрел на настоятеля крепости.

– Мы услышали вас, магистр. Каких действий вы от нас ждете? – спросил сидящий по левую руку от Гира мужчина, тот самый рыжеволосый и кудрявый храмовник, что упоминал причину их встречи.

– Не действий, а осмысления, Оллей. Действий, особенно бездумных, уже было совершено достаточно, – чуть ворчливо отозвался магистр, и Гир шумно выдохнул, проводя ладонями по столу.