Офисные крысы - [12]

Кроме того, как я уже сказал, у нее покладистый характер.

* * *

Минут за десять до окончания рабочего дня я захожу в кабинет Вилли, чтобы переговорить с ним кое о чем. С тех пор как Марк Ларкин занял место Джеки Вутен, я нечасто здесь бываю.

Ни Вилли, ни Марка Ларкина нет в комнате. Они, скорей всего, ушли на очередное совещание к Бетси Батлер. Я представляю Вилли, сидящего рядом с Марком Ларкином, в то время как нога Вилли нервно подрагивает от сдерживаемого желания задушить нового коллегу.

Я замечаю что-то в ящике для корреспонденции Марка Ларкина. Это угол яркого-желтого прямоугольника, аккуратно прикрытого бумагами и журналами. Я подхожу к столу и сдвигаю корреспонденцию в сторону.

Это корректура «Бесплодной земли» Итана Колея, влажная и липкая, на которую приклеена маленькая записка от отдела рекламы: «С наилучшими пажеланиями автора».

Марк Ларкин готовит рецензию на ту же самую книгу?

Сколько же человек Регина Тернбул бросила на рецензирование этой вещи?

До конца дня у меня из головы не выходил этот желтый сверток. Дома я ворочался и вертелся в кровати с полчаса, пока не уснул, хотя обычно засыпаю, как только голова касается подушки. Мои мысли болтались между Уотингфорд-Найтгейлом и тем маленьким уголком горчичного цвета, который постепенно превращался в острый наконечник стрелы, способной заколоть меня.

* * *

Они избавились от зеленого пятна, придали глазам, которые были просто карими, бирюзовый оттенок, убрали пару изъянов фотопечати и закрыли чаи еще несколькими купюрами.

Обложка вышла с заголовком «Энн в тысяче проявлений», и Энн Тачэт так никогда и не заметила, по крайней мере не пожаловалась, что что-то было убрано со снимка.

4

Я отчаянно хочу жениться на Лесли Ашер-Соумс, которая несколько месяцев назад тоже была «новенькой». Я помню, как Марджори представила нас друг другу, а также наш тридцатисекундный разговор ни о чем. Не запомнилось, где мы были, что говорили, а также никаких деталей, кроме того, что после знакомства Марджори сказала мне: «Только притронься к ней, и я отрежу тебе мошонку». Я содрогнулся, потому что в тот момент она держала в руке лезвие «Икс-Акто» и сделала жест заправского хирурга.

Зато я хорошо помню, где я был, когда познакомился с Марджори Миллет. (Ее отец сменил имя Морриса Миллштейна на Мартина Миллета в пятидесятых. Он трудился в «Версале» много лет назад — тогда тут еще в основном работали гетеросексуалы — и преуспел.) Я выходил из мужского туалета и, как со мной часто случается, когда я ношу костюм, так сильно был занят тем, чтобы аккуратно заправить рубашку в брюки, что забыл застегнуть молнию. Тут я и встретил эту похожую на изваяние женщину, ростом в пять футов девять дюймов, в черной юбке, черных колготках и красной шелковой блузке с тремя большими черными пуговицами. У нее самые густые волосы, какие я только видел: красные, как пожарный автомобиль, и взметнувшиеся брызгами, как шампанское. В руках у нее была, конечно же, бутылка минеральной воды. И не успела дверь за мной закрыться, как она сказала: «У тебя ширинка расстегнута, ковбой».

Дверь закрылась, ударив меня по спине, я поглядел вниз и обнаружил, что она оказалась права! Но это не был край рубашки, высовывавшийся из моей ширинки, как слоновий хобот. Вообще, сама молния была едва заметна.

— Привет, я — Марджори Миллет, — представилась она. — Я работаю здесь.

Протянув руку, я окинул ее взглядом: у нее невероятная фигура, безумно красивые волосы, но кожа немного морщинистая, а щелки зеленых глаз располагаются слишком близко друг к другу.

— Ты руки вымыл? — спросила она, и моя ладонь повисла в воздухе.

— Да.

— Ну, тогда я не стану пожимать тебе руку, — сказала она, улыбнувшись, и ушла.

Это было три года назад. Но я это помню.

Ну да вернемся к настоящему…

Я сижу в художественном отделе, Лесли и Марджори разговаривают с Байроном Пулом, арт-директором. Регана в Париже, на каком-то показе мод, работы не очень много, и люди расслаблены. Я почти не прислушиваюсь к разговору, но внезапно до меня доносится:

— …мой дедушка и Уинстон Черчилль были хорошими друзьями.

Я отворачиваюсь от них в тот момент, когда Лесли это говорит, что весьма кстати, так как в голову мне ударяет кровь и лицо начинает неудержимо краснеть.

Взяв себя в руки, я поворачиваюсь к ним и смотрю в жемчужно-серые глаза Лесли. Она сидит за своим столом, и экран монитора подсвечивает ей носик сапфирово-голубым цветом. Я спрашиваю:

— Ты шутишь, что ли?

— Провалиться мне сквозь землю, вовсе не шучу.

Конечно, нельзя сказать, что в ней мало привлекательного, хотя и немаловажно, что Уинстон Черчилль был другом их семьи. Она умная, очень талантливый дизайнер и милая, несмотря на то что немного худовата. У нее прекрасная кожа, хотя трудно сказать, что можно сделать с кожей, если ей заниматься. Она около трех футов четырех дюймов ростом, и у нее — позвольте мне эту вольность в отношении будущей супруги (а я серьезно настроен по поводу женитьбы) — маленькие груди, торчащие вверх, словно лица прохожих, который смотрят на человека, собирающегося спрыгнуть с крыши здания.

Акцент также способствует успеху.