Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение 1917-1920 гг. - [29]
Алексеев не заблуждался относительно количества пополнений, хотя и расчитывал на большее, чем затем получил. Понимая необходимость централизованного сбора сил и их вооружения, 8 ноября он обратился — разумеется, частным образом — в Ставку к Дитерихсу. В послании планировалось, расширяя основную базу на Дону, открыть «тайные филиальные отделения организации… в Петрограде, Москве, Киеве, Харькове и других центрах»[307] для объединения разрозненных офицеров, студентов, интеллигенции. Подчеркивая затруднительность получения оружия в казачьих районах (и сам еще находясь на полулегальном положении), Алексеев стремился произвести вооружение через Управление генерал-инспектора артиллерии, Главное Артиллерийское Управление и Главное Военно-Техническое Управление, прося у Дитерихса содействия.[308] Возможно наличие предварительной договоренности.
После прибытия 6 ноября ячейки Георгиевского полка полковника И.К Кириенко (штаб, 15 офицеров и 10 солдат[309]) Алексеев решил — несколько запоздало — использовать корниловский опыт образования ударных частей, как в свое время Корнилов использовал Союз офицеров. «Узаконьте формирование такого, якобы запасного полка, и формирование крупной части обеспечено»,[310] — писал он в Ставку. Хоть и не новая, данная мысль, конечно, прежде показала себя относительно эффективной, но, учитывая приводившуюся статистику резкого спада ударного движения, она стала невыполнимой.
Динамика увеличения Алексеевской организации такова: к 8-10 ноября — 250–300 офицеров, а к 18 ноября — около 800 человек, не считая студенческой дружины. Вначале «все бежавшие на Дон военные чины считались беженцами».[311] Всю работу координировал «маленький штаб», состоящий из нескольких полковников Генерального Штаба и гвардии и трех-четырех обер-офицеров», первоначально возглавленный Дорофеевым.[312]
Контакты с Алексеевым возобновили и активисты возникшего осенью в Москве так называемого Московского центра, сплотившего торгово-промышленные и буржуазно-либеральные круги и именовавшегося также Союзом спасения Родины. Первую скрипку в этом блоке играла кадетская партия, ставившая цель связать зарождающуюся армию с остальной Россией, оказывать помощь своими знаниями и опытом взамен на получение карт-бланш «для создания рабочего аппарата гражданского управления при армии».[313] Алексеев утверждал даже, будто Московский центр поручил ему дальнейшее «спасение Родины всеми мерами и средствами»,[314] что скорее можно расценить как претензию на исключительность своей роли в готовящихся событиях.
Прибывший в Новочеркасск 6 декабря Корнилов крайне резко отзывался о «компании недостойных дельцов», как он однажды обратился к посланцам Московского центра, и наконец твердо заявил: «если только они осмелятся продолжать свои попытки захватить государственную власть, то он арестует их всех и научит правильно сознавать свои обязанности перед страной».[315] Корнилов не связывал будущее России со старыми политическими силами, что доказывает его достаточный реализм и здравомыслие. Действительно, контакты с политическими, партийными кругами имели двоякое значение. Казалось, они позволяли расчитывать на организационное и финансовое содействие; но придание армии определенной политической окраски противоречило принципу надпартийности и таило опасность сокращения и без того негустых рядов добровольцев.
Последовавшее затем ограничение финансовой помощи до 800 тыс. рублей единовременно, а потом и полный отказ Военнопромышленного Комитета (в лице Оловянишникова) от субсидирования организации[316] возмутили Алексеева. Обращение за поддержкой к союзным дипломатам, произошедшее по инициативе Московского центра и через его агентов в Петрограде, оказалось безрезультатным (только второстепенный британский представитель туманно намекнул о возможном согласии).[317] Финансовые документы Алексеева указывают, впрочем, на получение 205 тыс. руб. от французской миссии. Учитывая общую сумму поступлений в казну Добровольческой армии (15465065 руб., а без «пожертвований» — 8376448 руб.[318]), деньги союзников составили 13 % (2,5 % соответственно) и не имели, таким образом, никакого существенного значения. Наконец, в мае 1918 г. через Московский центр Алексеев получил для армии «около 10 миллионов, то есть полутора-двухмесячное ее содержание. Это была первая и единственная (выделено в источнике — Р.А.) денежная помощь, оказанная союзниками».[319]
Одновременно английский кабинет решил сотрудничать с Украиной, казачеством, Финляндией, Кавказом и прочими образованиями, «ибо эти полуавтономные области представляют значительную часть России». Британские намерения насторожили Алексеева, безошибочно увидевшего в них «полное игнорирование России как единого государства»[320] и стремление лишь воспрепятствовать Германии и Австро-Венгрии в захвате богатых ресурсами южнорусских районов, то есть эгоистическую, колониальную борьбу за сырье и рынки.
Напрашиваются два вывода. Первое. Фактически не получая на этом этапе помощи от Антанты и встретив вместе с обещаниями молчаливый отказ финансовых воротил, Алексеевская организация не находилась в зависимости от них и не стремилась к защите их интересов. (Касаясь перспектив взаимодействия с союзными и иными державами, Алексеев заявил, что «армию купить нельзя» и о любых территориальных и прочих ущербных для России компенсациях не может быть и речи.
