Офицер флота - [2]

СЕЛЯНИН, военинженер третьего ранга.

СОКОЛОВ, связной Селянина.

Граждане Ленинграда:

ИВАН КОНСТАНТИНОВИЧ, художник.

КАТЕРИНА ИВАНОВНА, его дочь.

ПАВЕЛ АНКУДИНОВИЧ, строитель.

ЮЛИЯ АНТОНОВНА, вдова моряка.

НИКОЛАЙ ЭРАСТОВИЧ.

ТАМАРА, его жена.

МАРИША.

НЕИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА.

СТОРОЖИХА.

ШОФЕР.

Краснофлотцы на подводной лодке, жители дома на

Набережной.

Действие происходит в Ленинграде и на Балтике в

1941-1942 годах.

Действие первое

Картина первая

Двор каменного дома на Набережной. В полуовале арки

ворот - заснеженная мостовая, ограда реки, силуэт

рубки подводной лодки, стоящей на приколе у

Набережной. Снизу, из приоткрытого рубочного люка,

пробивается желтый электрический луч. На фоне

серо-лилового, сумрачного неба неясно вырисовываются

очертания городских зданий за рекой. Красноватые

отсветы на облаках. Отдаленный гул канонады. Над

застывшей рекой плывет симфония Чайковского 

расстояние смягчает простудный хрип рупоров, и музыка

звучит приглушенно, но чисто.

На переднем плане - крыльцо черного хода. Лестничное

окно над крыльцом разбито, и с подоконника

свешивается огромная сосулька, похожая на сивую

нечесаную бороду. В подворотне стоит медный

кипятильник. Под ним еще тлеют угли. Около

кипятильника выстроились в очередь жители дома. Они

жмутся к огню, чтобы согреться. Здесь же двое

моряков: главный старшина Туляков - солидный,

неторопливый, манера мягко-повелительная, и совсем

молодой краснофлотец Граница - сильный,

по-мальчишески грубоватый. Они чинят кран.

Т у л я к о в. Так. По идее теперь не должен брызгать. (Пускает воду.) Все нормально. Граница!

Г р а н и ц а. Есть.

Т у л я к о в. Наберете ведро и давайте живо на лодку.

Г р а н и ц а. Есть, старшина.

Т у л я к о в. Теперь - граждане население! Кто желает кипятку, подставляйте тару. Только нормально, соблюдая порядочек, и проход чтоб не загораживать...

Г р а н и ц а. Эй, гражданин! Вы, вы! С ведрами - отставить! На речку, что ли, пришли?

Т у л я к о в. Ладно, товарищ Граница. Лишнего не говорите. Извиняюсь, гражданин, поменьше-то лагунка у вас не найдется?

Г о л о с а. Безобразие!

- Не давать ему!

- Да этот известный, что вы с ним разговариваете!

- И как только совести хватает!..

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч (тонкое, еще недавно холеное лицо, блеющий голос). Да, у меня хватает. Представьте себе - у меня хватает. Вы, гражданка, здоровы как бык и можете брать воду из проруби, а я... а я физически не могу. У меня общее депрессивное состояние.

Г о л о с а. Работать - так он больной!

- А еще интеллигентный человек!

- Стыдно!

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Нет, мне ни капельки не стыдно. Ни чуточки. Какой вздор! Почему мне должно быть стыдно? Мой организм получает недостаточное питание... Я биологически вынужден к борьбе за существование! Товарищ краснофлотец, позвольте пожилому человеку... Я вам заплачу.

Г р а н и ц а. Здесь не лавочка, кажется. (Яростно.) Куда?! Отработай назад, депрессивный...

Т у л я к о в. Граница, повоздержитесь!

Г р а н и ц а. Есть.

Т у л я к о в. Задевать не надо. Объясните спокойно, нормально, деликатно...

Г р а н и ц а. Есть, деликатно... (Николаю Эрастовичу, шепотом.) Отойди, а то ошпарю.

Г о л о с а. Бригадирша идет!

- Сейчас она его возьмет в шоры!..

Ю л и я  А н т о н о в н а (седая, величественного вида женщина в пенсне. Противогаз, на руке повязка бригадира). Что такое? Ну, конечно. Раз тут Николай Эрастович, то и спрашивать нечего. Здравствуйте, голубчик! Вы почему вчера не явились на пост по тревоге? Только не врите.

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Во-первых...

Ю л и я  А н т о н о в н а. Во-первых, надо здороваться. Еще недавно вы лезли целовать ручку. Быстро же вы линяете! Посмотрите на себя. Какой-то бабий платок, кацавейка, перьями оброс...

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Юлия Антоновна!

Ю л и я  А н т о н о в н а. Что - Юлия Антоновна? Вы - скверный трусишка. (Пошла и остановилась.) И передайте своей Тамаре: мне на нее жалуются соседи. В три часа ночи патефон, какие-то гусарские пирушки. Что ей так весело?

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Это меня не касается. Мы с ней разошлись - это все отлично знают.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Скажите ей, чтоб угомонилась, а то будет иметь дело со мной.

Х у д о ж н и к (везет на саночках ведро. Высокий, прямой, очень красивый старик в дохе. Шея повязана башлыком). Здравствуйте, Юлия Антоновна. Милая женщина, все воюете?

Ю л и я  А н т о н о в н а. Здравствуйте, гений! Как это вы решились спуститься с высот духа на нашу грешную землю? (Мягче.) Ну? Как ваше здоровье, сокровище?

Х у д о ж н и к. Да вот, как видите... Отлично. Путешествовал на Иордань и... очень удачно. И я почти не утомлен. Вообще, давайте условимся: я совершенно здоровый человек.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Двадцать лет это говорю.

Х у д о ж н и к. Теперь мне самому кажется, что мое существование до сих пор было каким-то... удивительно нелепым. Почему меня не пускали гулять? Плохая погода. Допустим. Плохая погода не бывает круглый год. Ко мне не пускали людей, которые мне нравились. Теперь я живу, как все: хожу по улицам, встречаюсь с людьми... Наконец, я работаю! Раньше мне разрешали писать только два часа в день. Какая чепуха! Так нельзя работать. Ничего нельзя сделать порядочного.