Одюбон в Атлантиде - [15]

— Надежда — это хорошо. Но крякуны оказались бы лучше. Слова едва успели сорваться с его губ, как папоротники и

саговники зашевелились… и дорогу перебежал олень. Одюбон начал было поднимать ружье, но остановился. Во-первых, животное уже скрылось. А во-вторых, ружье было заряжено птичьей дробью, которая лишь пробила бы оленю шкуру.

— Sic transit gloria cryakeris,[12] — вздохнул Гаррис.

— Крякерис? — Но Одюбон поднял руку прежде, чем Гаррис заговорил. — Да, правильно, «крякун» был бы существительным третьего склонения.

По мере приближения к горам ландшафт менялся. Саговников в лесах стало меньше, их место заняли различные виды сосен, елей и секвой. Папоротники в подлеске тоже выглядели иными. Все реже встречались людские поселения, равно как и яркие пятнышки экзотических здесь цветов. Сам воздух теперь казался другим: более туманным, влажным, полным странных, пряных ароматов, которые более не ощутить нигде в мире. Впечатление создавалось такое, будто путников омывают запахи иных времен.

— Так оно и есть, — сказал Одюбон, когда к нему пришла эта мысль. — Это воздух Атлантиды, какой она была до того, как рыбаки увидели смутные очертания ее берегов.

— Скажем, почти такой, — возразил Гаррис.

То, что он, Одюбон и их лошади находились здесь, само по себе подтвердило его правоту. А если у художника еще оставались какие-либо сомнения, то Гаррис развеял их, указав на тропу, по которой они ехали. Земля была сырой, а местами и грязной, потому что накануне прошел дождь. И на ней четко виднелись лисьи следы.

— Скольких птиц этот зверь уже съел? — произнес Одюбон. — А сколько наземных гнезд опустошил?

Многие птицы в Атлантиде вили гнезда на земле — гораздо больше, чем в Европе или Терранове. Если не считать редко встречающихся змей и крупных ящериц, здесь не водились сухопутные хищники — точнее, не водились до тех пор, пока их не завезли люди. Одюбон сделал еще одну заметку в дневнике. Прежде он не задумывался о том, какое воздействие на способы гнездования птиц может оказывать наличие или отсутствие хищников.

Даже здесь, в малозаселенном сердце Атлантиды, уже очень многое оказалось утраченным. Но многое еще сохранилось. Птичьи трели наполняли воздух, особенно в часы рассвета, когда Одюбон и Гаррис начинали очередной день. В Атлантиде обитали несколько видов клестов и дубоносов — клювы этих птиц были идеально приспособлены для того, чтобы извлекать семена из шишек, а потом рассеивать их по всему лесу, Как и многие пернатые на острове, они были родственны видам с Террановы, но все же отличались от них.

Одюбон подстрелил самца зеленого дубоноса с брачным оперением. Лежа на его ладони, эта птица с яблочно-зеленой спинкой, светло-коричневым брюшком и желтыми полосками возле глаз казалась вычурной и цветастой, как французский придворный XVII века. Но на ветке секвойи, на фоне зеленой листвы и ржаво-коричневой коры, заметить ее было нелегко. Если бы дубонос не распевал так страстно, то не исключено, что Одюбон проехал бы совсем рядом, так его и не увидев.

Ближе к вечеру Гаррис добыл масляного дрозда — не для исследований, хотя Одюбон и сохранил шкурку. В тушке длинноклювой нелетающей птицы мяса оказалось более чем достаточно для них обоих. На вкус оно напомнило Одюбону жаркое из бекаса или вальдшнепа — что неудивительно, раз все эти птицы обожают земляных червей.

— Хотел бы я знать, сколько еще эти дрозды продержатся, — произнес Гаррис, обгладывая бедренную кость.

— Во всяком случае дольше, чем крякуны, потому что они менее заметны, — решил Одюбон, и Гаррис кивнул. Художник продолжил: — Но ты прав — они в опасности. Это еще один вид, который гнездится на земле, а как им спастись от лис и собак, которые охотятся по запаху?

Где-то в отдалении, куда не доставал свет костра, тявкнула и завыла лисица. Гаррис заметил:

— Эти звуки не раздавались здесь, пока англичане не привезли лис.

— А если и не лисы, то собаки, — печально проговорил Одюбон, и Гаррис снова кивнул. Атлантида оказалась уязвимой перед человеком и его животными, и к этому нечего добавить. — Жаль. Очень жаль, — пробормотал Одюбон. Гаррис опять кивнул.

Утренний воздух пронзил яростный крик. Лошадь Одюбона фыркнула и попятилась. Он придержал ее под уздцы и огладил, успокаивая.

— Боже мой! — воскликнул Гаррис. — Что это было?

Прежде чем ответить, Одюбон прислушался к внезапно наступившей абсолютной тишине. Только что птицы распевали вовсю. Но, подобно тому как львиный рев погружает в молчание африканскую саванну, этот крик поверг в ужас леса Атлантиды.

Он прозвучал вновь — дикий, резкий и яростный. Одюбон затрепетал от возбуждения.

— Я знаю, кто это! — Несмотря на волнение, он произнес это вполголоса. Его взгляд переместился на ружье. «Надо зарядить его более крупной дробью», — подумал он.

— Кто? — хрипловато прошептал Гаррис. Как и после львиного рева, разговаривать громко казалось опасным.

— Краснохохолковый орел, клянусь всеми святыми! Rara avis.[13] И если нам повезет, это означает, что и крякуны тоже недалеко.

Возможно, национальная птица атлантийцев и оказалась вынуждена охотиться на овец или оленей, но Одюбон их поблизости не заметил. И если орел сейчас ищет добычу, которую он всегда выбирал до прихода людей… О, если это так!