Одолеть темноту - [35]

Позже, когда на экраны вышел «Титаник», она представляла, что стоит на корме, раскинув руки под песню Селин Дион, – и взлетает над морем, над миром, над собой – той, что в этот момент тоже стоит так же, раскинув руки… под веревками, на которых развешивает белье, у плиты или раковины, в которую стекает грязная вода. А тот, кто стоит рядом – там, в воображении, на той горе или корме, – держит ее крепко и нежно. И дарит весь мир.

За эту минуту, помнится, Марта готова была отдать пять или даже больше лет жизни! Но разве тогда она могла знать, что мечты сбываются и без таких жертв?

Когда в дверях заскрипел ключ, Марта лежала, погрузившись лицом в буклеты со сладкой застывшей улыбкой, и не торопилась встать – она знала, что это пришел он и что ей не нужно немедленно вскакивать, бежать на кухню, разогревать ужин, суетиться у стола и подавать блюда. Дмитрий всегда приходил в хорошем настроении и сам начинал выкладывать на стол разные вкусности, жалея ее, интересуясь, не устала ли она за день.

Сегодня было так же.

Он присел рядом с ней, поцеловал в макушку и спросил:

– Ну, что выбрала моя принцесса?

Она взяла в обе руки всю кучу книг, подбросила их над кроватью и выхватила первую попавшуюся.

– Тапиола? Отличный выбор! – засмеялся он, взглянув на буклет.

– Финляндия, – поправила Марта.

И он восторженно заговорил:

– Тапио – это языческий северный бог воды, камней и деревьев. А Тапиола – одно из поэтических названий Финляндии! И мне так больше нравится – в этом названии больше романтики.

И Марта снова удивилась тому, как много он знает и как интересно его слушать.

– А еще в переводе это означает «первичное, родное, сокровенное». То, что происходит между нами. И поэтому это прекрасный и не случайный выбор. Я уже даже представляю маршрут, который тебе понравится. Сначала доедем до Хельсинки, там пересядем на электричку, идущую в Турку. Там сядем на паром… О! Ты когда-нибудь плавала на одиннадцатиэтажном пароме? Нет? Это целый город на воде! Мы поплывем в двухдневный круиз в Стокгольм и обратно – ты увидишь, какие там красивые берега. А сколько развлечений! Такое впечатление, что за два дня объехал мир! И вообще, Финляндия – страна избранных. А мы с тобой и есть избранные. Потому что нашли друг друга…

– Ты действительно хочешь, чтобы мы поехали вместе? – спросила она.

– Очень! – сказал он и лег рядом с ней, не снимая костюма, не боясь помять его.

– Серьезно? – улыбнулась она.

– Если серьезно, то я бы даже хотел ускорить наш отъезд.

Он сел и внимательно посмотрел на нее.

– Что-то случилось? Неприятности на работе?

– В общем-то, ничего особенного, но… обеспокоенность имеется, – сказал он.

Она тоже села, взволнованная изменением в его настроении:

– Что такое?

– Не волнуйся. Просто я… попытался разыскать этого сумасшедшего, – сказал он.

– Кого? – не поняла она.

– Того, кто беспокоит тебя звонками.

– Сергея?

– Кажется, так его зовут.

– Зачем ты берешь это в голову?

– Не волнуйся, я просто люблю расставлять все точки над «і». А в данном случае мне не нравится, что кто-то причиняет тебе неприятности.

– Ты с ним говорил?

– Нет. Вот получил только это, – и он вытащил и бросил на стол бумажку. – Оказывается, он уволился с работы несколько дней назад! Еле выпросил у его генерального директора этот адрес. Тебе не кажется это подозрительным?..

Марта кивнула, посмотрела на бумажку: «Каштановая, 7…»

– Я думаю, – продолжал Дмитрий, – что твои подозрения обоснованны. В лучшем случае, он – обычный шизофреник. А от них трудно отделаться.

– А в худшем? – спросила она.

– В худшем – он действительно причастен к исчезновению своей невесты. Ты со своим обостренным чувством справедливости нарушила его покой. Думаю, ты в опасности. Поэтому давай уедем быстрее. Завтра я займусь билетами и бронированием отелей.

Заметив испуганный взгляд Марты, он снова улыбнулся, нежно потрепал ее по щеке:

– Все. Забудь. Это мое дело…

За три года до событий

…Поселок был расположен высоко в горах в восьми километрах от рудников, на которых в две смены работали как местные, так и сезонные рабочие со всех уголков страны.

Вечером они спускались в поселок и до утра сидели в уличных кафе на циновках или прямо на разноцветном кафельном полу, покуривая кальяны, потягивая чай или кофе из стеклянных удлиненных сосудов, изредка поднимая шум и снова погружаясь в свои мысли.

Порой кто-то уходил, на его место садился другой, беря в рот засаленный, заслюнявленный наконечник трубки. Спали, отвалившись, тут же. Или разбредались по домам, что, собственно, было то же, что ночевать на улице – дверей на большинстве из них не было, а в проемы заглядывали вездесущие козы, укладываясь рядом с гостями и хозяевами.

Спали не раздеваясь, только обернув головы от назойливых мух, роившихся у вывешенных освежеванных козьих туш, которыми было завешено пространство вокруг кофеен. Здесь же, отойдя на несколько шагов за белую потрепанную стену, справляли нужду.

Запах табака, кофе и люля-кебаб смешивался с удушающим запахом полусгнившего мяса, которое разлагалось на солнце, и миазматическим духом прогнивших от влаги стен.

При всей антисанитарии в поселке редко болели. Разве что сразу умирали от укусов насекомых, которые разносили малярию, или от других болезней и вирусов, которые носили в себе бродяги.