Одной крови - [25]

Кажется, французы разговаривают друг с другом исключительно автоответчиками. И с каждой такой записанной на французский автоответчик фразы можно было бы начать артхаусный документальный фильм обо всем на свете. Собственно, именно за этим я и приехал в Париж — снимать кино.

Долгая сумасбродная командировка, в которую я контрабандой провез с собой жену.

Мы с Юлей поселились в прекрасной небольшой квартирке под самой крышей на улице Сен-Дени. Квартирка была больше похожа на чердак. Крохотное окно выходило на спальню молодых похотливых соседей, которые никогда не занавешивали штору… со всеми вытекающими и оставляющими пятна на простынях последствиями. Это, конечно, придавало нашей и без того переполненной эротизмом поездке шарм.

Каждое утро я выхожу из дома на всякие важные для съемок фильма встречи, оставляя жену спящей в теплой постели. У нашего метро «Страсбург — Сан-Дени» всегда толпилась куча кричащих людей. Я быстро прохожу сквозь них. Поначалу все эти люди раздражают меня своей беспардонностью, своими наглыми взглядами и нечистоплотностью. Но через несколько дней я к ним привыкаю. Через неделю даже начинаю скучать по ним на своих встречах.

Вот в парикмахерской толстый африканец Бебе с выдающейся розовой нижней губой выбривает женщине виски. Тут же обшарпанный и невзрачный, но, судя по вечно толпящейся у его входа очереди, популярный театр. Вот океан проституток. Помятые китаянки в коротких юбках провожают меня на работу томными взглядами. Точно такими же взглядами встречают по вечерам.

Каждую проститутку я хорошо узнаю в лицо. Как бабушкам у подъезда, машинально говорю «здрасьте».

Есть здесь и особенная проститутка — пожилой, лет шестидесяти пяти, похожий на скандинавского тролля, транс. Обычный такой необычный дед. Стоит он всегда у входа в наш подъезд. В кожаных шортах, в черных колготках, гольфах и остроносых сапожках. На нем пышный русый парик из прямых волос с ровной челкой на глазах. Веки в тенях, вместо бровей татуировки. Тонкие старческие пальцы, субтильный, ножки-спички. Удивительное существо. Мы его прозвали Эдуардом Петровичем.

Эдуард Петрович с подругами продают любовь. Турки продают блинчики с «Нутеллой». Сенегальцы — гашиш. Парижские будни. Мы с Юлей, пока идут мои съемки, с большим удовольствием вписываемся в здешнюю свободную, бесстыжую жизнь. Мы влюбляемся в этот порочный город. Не в романтический образ, навязанный людям мировой художественной культурой и телевидением. А как раз в отсутствие этого слюнявого образа. Париж может быть отвратительным. Ужасным. Отталкивающим и вонючим. А значит, настоящим и живым.

Обнявшись, мы бродим по улицам, названий которых не знаем. Делим спрятанную в бумажный пакет бутылку вина на двоих. Заходим за второй, а потом, шатаясь, и за третьей. Выпиваем, сидя на ступеньках, стремительно пьянеем и идем дальше по ужасному-прекрасному вечернему Парижу в поисках приключений. Нас предупредили еще в Москве, что гулять по этому городу нужно с пустыми карманами. Дома лучше оставить… все.

Город маленьких, мерзотненьких, зловонных, хитреньких, нагленьких воришек и мошенников. Они расползлись незаметными тенями по переулкам, по площадям, по пригородам, дежурят вдоль набережной. Научились делать добрые коровьи глазки, зазубрили пару-тройку жалостливых фраз на французском языке. Всеми остальными качествами для выживания их наделила сама природа:

— Здравствуйте. Мы собираем подписи в поддержку детского дома, который может вскоре лишиться своего здания. Просто подпишите вот здесь.

Подписываем. Идем дальше. Карманы расстегнуты. Застегиваем.

— Здравствуйте, вам помочь купить билетик? А, вы уже справились.

Идем дальше. Карманы расстегнуты. Застегиваем. На станции «Порт-д’Иври» огромных размеров — не думал, что такими большими вообще бывают люди, — африканец держит турникет, пропуская человек пятнадцать алжирцев бесплатно: прыг, прыг, прыг, прыг, прыг, прыг. Юля, смотри! И правда ведь, как зайцы. Черные зайцы.

— Ой, а это не вы колечко потеряли? Нет? А то я иду, а тут колечко золотое валяется, ну ладно, извините. Точно не ваше? Посмотрите внимательнее.

Стоит ли говорить, что карманы снова расстегнуты?

Смеемся. Решили их больше не застегивать, выворачиваем наизнанку и гуляем так, пусть торчат в разные стороны. Больше к нам никто не подходит.

Ночью мы каким-то чудом без карты отыскали наш дом. Остановились у подъезда выкурить сигарету. Все наши друзья были на своих местах. Парикмахер Бебе заметал волосы в совок и собирался закрываться. Китайские проститутки грелись чаем из пластиковых стаканчиков. Пожилой транс Эдуард Петрович приставал к редким прохожим и невозмутимо предлагал минет, будто он вовсе никакой не Эдуард Петрович с протезированной челюстью, а порнозвезда из раздела MILF. Прохожие на него не реагировали. Он подкрасил губы, поправил трусы, вонзившиеся в костлявую задницу, и скрылся за афишной тумбой.

Дома мы рухнули в постель. Пьяные и одуревшие от счастья. Молодые, красивые, запредельно близкие друг другу. На этот раз и мы забыли задернуть шторы.

Два тела на кровати — обнаженных, горячих, влажных. В одном из которых только что проросло маленькое зернышко. Ему потребуется семьсот тридцать дней, чтобы разрастись в гроздья ядовитого винограда и внезапно — без предупреждений — пустить наши жизни под откос.