Одной дорогой - [120]

Анвил почувствовал, как его руки холодеют, сердце опускается куда-то вниз живота, на лбу выступает холодный пот, в глазах начинает мутиться.

— М-меня сожрут эти… эти…

— Градигеры. Да. К сожалению. Но мне хотя бы не пришлось тебя пытать перед этим.

— Вилет, отпусти меня! Ради всего святого, Вилет! Я не хочу умирать! Мне нельзя! У меня осталась старая мать!

— Не могу. Если я тебя отпущу, то Фермер скормит им меня. Прости, мы не настолько хорошие друзья.

— Я отдам тебе все, что ты захочешь! Достану любую вещь, любые деньги! Столько, сколько скажешь!

— Ты не вернешь мне жизнь, а без нее мне деньги без надобности.

— Не-е-ет, — простонал Анвил.

Он опустился на колени. Умом сыщик понимал, что ему уготована страшная, мучительная и скорая смерть от тупых зубов этих свирепых уродливых тварей, но сердце не могло принять эту мысль. Он оглядывался в надежде найти хоть какой-то шанс на спасение, но взгляд не мог зацепиться ни за что. Он видел только прутья своей клетки, доходящие до самого потолка, беснующихся монстров за железными решетками и большую крысу, быстро бегущую по полу.

— Ты уж прости, но так здесь заведено. Я открываю их клетки (оттуда, из-за ограды), а потом опускаю твою. Ну и дальше… — Вилет виновато передернул плечами. — Знаешь, градигеры не оставляют даже костей — только немножко крови на полу. И подвал этот просто удивительный — наружу не проникают никакие крики, а орут тут так, что… Эй, что с тобой?

Анвил чувствовал, что теряет сознание. Перспектива оказаться мертвым пугала его не так сильно, как перспектива быть съеденным заживо. Он представлял адскую боль, с которой тварь будет отгрызать ему руку или ногу… Недавний ужин просился наружу.

— Тьфу, вот скотская работа, — сплюнул на пол Вилет. — Ненавижу. Знаешь, Анвил, я ведь больше люблю уличные драки, когда противник хоть отпор может дать. Не могу я мучить беззащитных. Хотя какая тебе разница?..

И в самом деле, Анвилу не было никакого дела до принципов и предпочтений хенетвердца, для сыщика он был в первую очередь человеком, который откроет клетки и спустит на него ужасных тварей.

— Слушай… Ты хороший человек, и для тебя я могу сделать кое-что.

Сыщик с надеждой взглянул в глаза Вилету.

— Если хочешь, могу перерезать тебе горло до того, как открою клетки. Знаю, предложение так себе, но отпустить я тебя не могу, правда. Соглашайся, мой тебе совет. Я сделаю все быстро и не больно. Верь мне, я профессионал.

Это было не то, что ожидал услышать Анвил, но он видел, что Вилет по каким-то одному ему ведомым причинам пытается помочь.

— Но может можно что-то сделать? Скорми им бездомного пса! Я сам его найду, если ты меня отпустишь.

— Ничего не выйдет. Если Фермер увидит тебя в городе, то мне несдобровать. И вот мне-то уже никто не предложит быстрой и безболезненной смерти.

— Но ведь он меня не видел! Была кромешная тьма! — воскликнул Анвил, цепляясь за этот факт, как утопающий за соломинку.

— У Фермера тысяча глаз и тысяча ушей. Ты не успеешь и шагу ступить, как он узнает о побеге. Так что соглашайся на нож, пока я не передумал.

Последняя надежда Анвила на спасение растаяла как дым.

«Неужели все закончится так? Нет, этого не может быть! Я не верю! Не хочу умирать здесь, просто так, ни за что! Но вариантов, кажется нет. Лучше уж нож Вилета, чем зубы этих… градигеров.»

— Я согласен, — Анвил нервно кивнул.

Вилет приказал сыщику снова повернуться к нему спиной. Когда Анвил выполнил его приказ, хенетвердец просунул руки между прутьями: одной рукой он держал нож у горла своей жертвы, вторую положил ему на влажный холодный лоб, придавив голову к прутьям, чтобы сыщик не стал вырываться и все прошло гладко.

— Может, ты хочешь что-нибудь сказать? — спросил Вилет, медля с убийством.

Анвила била сильная дрожь: он видел тварей, которые бесновались в клетках, просовывая свои морды между прутьями, кусали решетку кривыми зубами; видел полыхающее пламя факелов; огромную крысу, бегающую за решеткой, которая отгораживала пространство над клетками.

— Мне нечего сказать…

Анвил не понимал, какие слова могут быть важны в такое время. Разве могут они что-то изменить, облегчить его участь? Все слова, которые он знал, казались ему глупыми и бессмысленными, они комом застревали в горле.

Вилет чуть сильнее нажал ножом на горло Анвила.

— Нет! — закричал сыщик. — Нет, подожди! Я не готов.

Вилет тяжело вздохнул, но хватку все же ослабил.

— Ты никогда не будешь готов. И никто не будет. А те, кто говорят, будто без сожаления расстанутся с жизнью, брешут, как паршивые собаки. Никто не хочет умирать.

— Дай мне хоть несколько минут, пожалуйста, — голос Анвила срывался от волнения и страха.

— Я не спешу, — сказал Вилет, но Анвила не отпустил. Видимо, чувствовал, что в следующий раз придется или уговаривать его еще дольше, или вовсе отказаться от идеи быстрой смерти. — Знаешь, Анвил, у меня есть один знакомый палач. Он говорит, что перед каждой казнью просит прощения у смертников за то, что он их убьет. Говорит, будто так легче, будто потом совесть не так мучает. Не знаю, правда это или нет — никогда не пробовал. Но небо свидетель, я не хотел твоей смерти. Ты простишь меня за то, что я сделаю?