Однорукий - [9]

— Гуляю по твоей террасе.

— У тебя бывают позывы к самоуничтожению?

— С чего ты взял?

— Взял что? Ах, да. Потому что — у меня бывают. У меня есть определенные предположения на этот счет. Послушай. Неподражаемая Дитрих, неподражаемая, как небо… Давай вернемся в комнату. Даже летом на террасе я дрожу от холода.

Они возвращаются в комнату. Лестер проводит рукой по спине Олли. Рука останавливается на ягодицах.

— Ммм. Совершенно классическая callipygean. Тебя учили в Айдахо, что это означает? Это означает узкие бедра с высокими, выдающимися ягодицами.

— Лест, ты вышел за рамки. Знаешь, что это означает?

— Да. — Извини. — А жаль! — опускает руку Лестер.

— Сколько ты платишь в месяц за эту квартиру?

— Ничего, это кооператив. Пластинка Дитрих кончается.

— Что ты сказал?

— Кооперативная квартира.

— Кооперативная — с кем?

— Поставить еще неподражаемую Дитрих? Идет к стереопроигрывателю и переворачивает пластинку.

— Ты летаешь, как голубь. Почему бы тебе не опуститься?

— Опуститься?

— Я имею в виду, присесть. Нам надо посидеть и поговорить о деле. Мы о нем еще не говорили.

— О деле я говорил с Черри.

— Дело надо обсуждать no — новой, так как теперь я видел твою квартирку.

— Да, но дело — это дело.

Лестер нервно проводит рукой по парику, и тот падает на пол.

— У тебя упали волосы.

— Я не лысый.

— Как и куриное яйцо.

— У меня на голове была небольшая экзема, и мне рекомендовали носить этот паричок до излечения. Дело уже идет на поправку.

— Моя цена — сто, Лест.

— Черри сказал — пятьдесят.

— Черри не видел твоей роскошной двухэтажной квартиры.

— Послушай ее, неподражаемую Дитрих.

— Ничего не имею против Дитрих. Ты хочешь меня за мою цену? Или мне уйти?

— Черри будет недоволен. Он не любит, когда его мальчики лезут в его дела.

— Позиция Черри меня мало интересует.

— Мне и в голову не приходило — платить сто долларов за -

— Не надо брать это в голову, надо просто платить.

— Могу я поинтересоваться, что у тебя за особые дарования, которые должны оплачиваться по такой цене?

— Моя особенность — в моей искалеченности.

— У тебя -

— Одна рука. У меня только одна рука, Лест.

— К счастью для тебя, я могу позволить себе удовлетворить твои требования.

— Лест, у меня одна рука.

— Дорогой мальчик, ты это уже говорил. Я вижу. Я разве не говорил это?

— Язык не отвалится, если повторить.

— Я одинокий человек

— У меня одна рука. У меня всего одна рука, Лест.

— Постарайся забыть об этом, Олли. Я ведь не думаю о своих волосах.

— До меня не сразу дошло, что клиентам нравятся увечья. Если они выше пояса.

— Ты очень красив.

— Когда я иду по улице и смотрю на витрины, то если я и сомневаюсь, сколько у меня рук, витрина возвращает меня к действительности. Я никогда не забываю об этом. Лест, когда я буду уходить, положи сто долларов туда, где я могу взять их, например, в мое пальто.

— А ты не уйдешь до -

— Нет. Только не до. Конечно, после.

— Мне кажется, ты не сможешь. Можешь положить их в свой карман сейчас.

— Спасибо. Увидишь, не сбегу. Но время в городах летит быстрее всего. Такое впечатление, что часы принимают декседрин и бензидрин. Скорость!

— Мне в голову только что пришла дикая идея. Оставайся со мной. Надолго.

— Лест, ты мне нравишься, но оставь эту идею.

— Непостоянство — требование цивилизации, по моим наблюдениям. Ляг на этот диван и позволь мне раздеть тебя, Олли.

— Даже с одной рукой я могу одеться и раздеться сам.

— Но раздевание тебя доставит мне удовольствие. Олли сбрасывает туфли, смотрит на Лестера, затем вытягивается на диване. Лестер становится на колени рядом с ним. Раздевание Олли напоминает церковную церемонию. Когда она завершена, Лестер наклоняется, чтобы поцеловать его.

— Лест, я не такой. Я уже три года — проститут, но еще ни разу не позволил мужчине поцеловать себя.

— Да, но.

— Не принимай на свой счет.

— Могу я коснуться твоих губ пальцем?

— Да, Лест…

Играет пластинка Дитрих.

— Музыка может быть пищей любви, но в этом случае любовь не нуждается в пище. О, она просто чудо. Неподражаемая Дитрих…

Олли садится, одетый.

— Бабушка. Ты можешь в это поверить?

— Я никогда не был с ней знаком.

— Феноменально.

— Мог бы ты налить мне полстаканчика — как ты называешь его?

— Снифтер. Я поставлю бутылку тебе между ног.

— Это поможет сохранить ковер. Пластинка Дитрих останавливается. Начинает петь исполнитель «кантри».

— Я слышал эту песню раньше.

Радио:

I took provisions with me,

Some for hunger, some for cold.

But I took nobody with me

Not a soul, no, not a soul.

Buildings seem much taller

When you're going from a town.

You see peculiar shadows

But don't let 'em bring you down.

If you had a buddy with you,

I mean one that's tried an' true,

I can tell you 'cause I know it,

Shadows wouldn't be so blue.

(Я припасов взял с собою,

И на холод, и на голод,

Но никого не взял с собою,

Злою ревностью уколот.

Город вырастает выше,

Если из него уходишь,

Гуще тени, острей крыши,

Не давай себя держать им!

Если рядом есть товарищ,

Верный друг, надежный парень,

Им не справиться с тобою

Уж кто-кто, а я то знаю…)

— Музыка кантри. Лест, поставь снова эту чудо — бабушку, ладно?

Когда Дитрих начинает петь, сцена растворяется.

Парк позади Главной публичной библиотеки в Нью-Йорке. Сумерки. Необычно пусто для этого часа жаркого летнего дня. Деревья кажутся изнуренными, скамейки — уставшими, фонтан, задуманный для украшения, представляет из себя яму с мусором: окурками, фантиками, бумажными тарелками со следами горчицы, кетчупа и жира.