Однажды все закончилось - [18]

Глядя, как менеджер по кадрам жадно глотает самую обыкновенную воду, на которую еще неделю назад он бы не обратил никакого внимания, предпочитая минеральную слабо-газированную из каких-то там целебных источников, которые били в подвалах производителей, я с сожалением отметил, что у меня начала ехать крыша.

Естественно, что утолив жажду и, почувствовав себя в относительной безопасности, Игорю захотелось есть. И не ему одному. Когда менеджер спросил, есть ли у нас что-то из еды, Алена посмотрела на меня голодными глазами. И ее взгляд нашел отклик в моем желудке. Он начал посылать в мозг такое количество сигналов, как- будто в него уже неделю ничего не попадало.

Наверное, сознание того, что всего одна банка консервов могла бы спасти жизнь соседу Николаю, так сильно на меня повлияла, что в моей душе не возникло ни одного импульса жадности, пока я открывал тушенку. Запах, который еще неделю назад убил бы всякий аппетит, на этот раз подействовал на всех присутствующих прямо противоположным образом.

— Сейчас бы еще каши сварить — с грустью сказала Алена.

— Так это… — давясь слюной, выдавил из себя Игорь — Кирпичи на балконе давно в солярке лежат?

— Со вчерашнего дня — ответил я.

С одной стороны у меня возникло нехорошее предчувствие по поводу того, что дядя Леша и Игорь подверглись частичному действию вируса, и у них возникла непреодолимая тяга к потреблению дизельного топлива. С другой стороны, нельзя было исключать возможность того, что тесть и Игорь знали то, чего не знал я.

Когда Игорь вышел на балкон, достал один из кирпичей и попросил Алену принести спички и кастрюльку с крупой, залитую водой, то мой аналитический ум стал склоняться ко второму варианту. В итоге оказалось, что «суп-кирпич» вариться не из вышеупомянутого предмета, а с его помощью. Мои опасения по поводу психологического здоровья тестя и коллеги по фирме улетучились.

Чиркнув спичкой, Игорь превратил маринованный в солярке кирпич в подобие керосиновой печки и поставил на огонь кастрюлю. Дальше он предоставил Алене действовать на ее усмотрение, предупредив, чтобы она была осторожна с открытым огнем. Она, в свою очередь, посмотрев на то, что осталось от дома напротив, дождавшись пока закипит вода, осторожно принялась перемешивать кашу.

— Ты в армии служил? — спросил я у Игоря.

— Да, еще до института. Откуда ты думаешь, я узнал об этом способе? — ответил он.

Все злорадство, которое возникло в ту минуту, когда мой взгляд наткнулся на, крадущегося по противоположной стороне улицы, Игоря в одно мгновение превратилось в чувство зависти с оттенком самобичевания. А когда я вспомнил, что он все время занимался каким-то видом восточных единоборств, мне стало мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И пока Алена колдовала над горящим кирпичом, чтобы хоть как-то отвлечься от негативных мыслей, я попробовал достучаться до дяди Леши, с целью сообщить ему, что его затея удалась.

Достучаться так и не удалось. Дядя Леша не отвечал. Дверь в комнату родителей Маши была чисто условной, как и замок в ней. Навалившись на нее плечом, мне удалось устранить преграду в общении. Однако тестя в спальне не оказалось. На полу возле кровати стояла пустая бутылка коньяка, а в раскрытое окно дул прохладный весенний ветер.

Дверь в комнату закрывалась только изнутри. Под кроватью и в шкафу я искать не стал. Под окнами тела не оказалось. Все что там осталось это темное пятно на асфальте. Остальное, судя по всему, стало пищей для тех, кто перестал питаться продуктами из магазинов. Не у всех хватает сил жить дальше, когда налаженная жизнь рушится и под ее обломками одни близкие люди погибают, другие отдаляются и в довесок ко всему весь мир катится в тартарары.

На душе у меня стало еще тяжелее. Перед тем, как закрыть окно я почувствовал на себе чей-то взгляд. Со стороны двора, напротив нашего дома начинался частный сектор. Со второго этажа одного из домов на меня смотрел человек. Я не видел его лица, только размытый силуэт. Постоянное сидение перед монитором давало о себе знать и с каждым годом уменьшалось расстояние, на котором можно было бы различать детали. Человек помахал мне рукой, а я помахал в ответ.

В момент обмена приветствиями в груди екнуло, и мой взгляд сам собой переместился со второго этажа чуть ниже и правее. Там перед кирпичным забором частного домовладения стояла женщина в разорванном халате, и лицо ее было направлено в мою сторону. Рассматривая ее, не отдавая себе отчета, я продолжал махать рукой. В том, что это жертва вируса сомнений не было. Она оказалась сообразительной, для той, кто потерял разум. Как только я опустил руку, женщина перевела взгляд с меня на человека в окне напротив. Она стояла достаточно далеко от забора, чтобы увидеть окно второго этажа.

Раздался неприятный крик, переходящий в вой и тут же, перед забором собрались еще трое больных. Женщина в рваном халате, по всей видимости, движимая сильным чувством голода подпрыгнула, ухватилась руками за верхний край забора, подтянулась и через секунду оказалась во дворе. Те, кого она призвала своим воем, последовали ее примеру. Послышался звук разбивающегося стекла. Прежде чем человек в окне, отпустив занавеску, скрылся из виду, даже не смотря на расстояние, которое нас разделяло, я почувствовал панический ужас, охвативший все его существо.