Однажды в России - [32]

- Глубоко берешь, Самохин. И шов частый. Пореже, пореже... Эй, орлы! Долго вы чужую бабу будете тискать? Слезайте с нее.

Генка и Страшила убрали руки. Чего-то не хватает, подумал Генка. И тут же услышал, чего именно.

Из-за его спины, сквозь тихое сюсюканье Светки, раздался щенячий писк. И Генка понял, что все обошлось нормально. Это было видно и по поведению Мизерного - гениального земского врача, на котором держалась вся захолустная больница.

- Гляньте на этого тамбовского волчонка... Гипоксийка, конечно... Куда же без нее. И вод наглотался, мерзавец... Ну, ничего. Жить будет.

Генке намертво впечатался в память этот круговой стоп-кадр. Здоровенный хирург, старательный Самоха у его подножия, аристократичный Кока с тонометром, Света, склонившаяся над ребенком, будто раздувающая костер. Растерянный красный Страшила. И роженица на столе - как материк в океане собственной боли...

- Ну что, орлы? Поздравляю с боевым крещением. А теперь идите, мы со Светкой сами управимся. Олег, ты тоже ступай. Я дошью...

Ребята медленно вышли из родовой, прихватив по дороге Женьку, который пропустил все представление, потому что блевал в соседней ванной. Уходя, каждый по несколько раз оборачивался. Огромная баба, похожая на поверженного скифского идола, лежала, как мертвая. Только слезы на щеках говорили о том, что она еще жива...

...- Пика, - сказал Самоха, он же - "Печорин", который оказался классным парнем и сыном одного из лучших детских хирургов Москвы. - Пас, - отозвался Генка и отхлебнул разведенного спирта. - Я тоже пас, - сказал Страшила. - Бери, - Кока пододвинул прикуп в сторону Олега.

Все делали вид, что ночное происшествие - самое обычное дело. А то, что под столом у всех четверых тряслись колени, сверху заметно не было.

Спать, конечно, расхотелось. Поэтому сели за пулю, чтобы развеяться и накатить спирта, украденного накануне Светкой из личных запасов Мизерного.

- Еще неделя, - сказал Самоха. - Ага. - И - в Москву! Семь треф. - Интересно, как там без нас? - Говорят, происходит какая-то херня. Цены отпустили, что ли... Вист. - Это как? - Это так, что в магазинах теперь все есть, а купить ни хера нельзя. - Почему это?.. Пас. - Дорого. - А раньше что - дешево было? - Раньше, по сравнению с нынешним - вообще даром... Клади карты. Посмотрим, что там у Самохи. - Круто. - Да...

Пауза.

- А водка теперь почем? - Не знаю. - А пиво? - Да откуда мне знать? Чего привязался? - Пивка бы сейчас... - Пей спирт и не выделывайся. - Ну, давайте, что ли... - Погоди... Кажется ты, все-таки, без одной. - Думаешь? - Ага. Третью даму ничем не достаешь. - Да, похоже... Ладно. Генка, сдавай. - When I find myself in time of trouble... - запел Женька. Он уже успокоился и теперь стыдился своей слабости. А пел здорово. В бывшей душевой сразу потеплело от его гитары и голоса. - Хорошо сидим, - сказал Самоха. - Ага, - отозвался Страшила. - Вообще, повезло нам, что встретились. - Да, - сказал Кока. - Мужская дружба - на всю жизнь. - Да ладно тебе, - сказал Самоха. - А что? Не так? - Не знаю. Вот пройдет лет пять-семь, вообще друг друга на улице не узнаем. - Зато память останется, - сказал Генка. - А мне тут здорово с вами, - сказал Страшила. - В школе друзей вообще не было. - Mother Mary comes to me... - Хватит сопли распускать. Давайте выпьем. - А я, наверное, уйду, - вдруг сказал Генка. - Куда? - Не "куда", а "откуда". Из института. - Ты что, с ума сошел? Зачем? - Не знаю... - Генка промолчал. - Не мое это все. - Во дает! А зачем тогда поступал? - Не знаю. Теперь не знаю. - А раньше знал? - Не помню... Ладно, проехали... Пить, так пить. За что? - Давайте за Москву, что ли! - За Светку! - За будущих имперских врачей! - Нет, - сказал Страшила, - давайте за этого... волчонка тамбовского. Пусть у него все будет в порядке. - Нет возражений. - Есть контакт! - От винта! - А колокольчики, бубенчики звенят, - запел Женька, - а мчались наши кони три часа подряд...

Отечная Луна с удивлением посмотрела на ночную больницу, из которой ухнуло молодецкое "Пора!".

* * * - В прошлой жизни, - сказал Странный Парень, - я был камнем. Я лежал на мезозойском берегу, и на меня наступали последние ящеры. Некоторых из них я узнаю здесь, на улицах. Они тоже продолжают жизнь в других телах. - А что случилось с камнем? - Море зализало его насмерть. Как леденец. У него было достаточно времени для этого. - Интересно, - соврал Генка.

На самом деле он извелся за последние полчаса. В арбатском подвале было шумно и накурено. Публика, состоящая из пестро разодетой богемы, угощала друг друга свежими перфомансами и старыми сплетнями. Сырые стены были увешаны картинами, имевшими такой вид, будто их украли из младшей группы детского сада. Форменная мазня.

Генка продолжал держать в руке приглашение, потому что оно придавало хоть какой-то смысл его присутствию здесь. А пришел он ради Анюты, которая сегодня должна была выступать.

В последнее время их отношения стали расползаться по швам. У нее появился свой мир, непохожий на Генкин. Она часто и надолго исчезала из Москвы. То в Питер, то вдруг на Байкал или, того хлеще, на Камчатку. Он не знал и не хотел знать, с кем она туда ездила и зачем. Но, насколько он мог заметить, у него не появилось настоящего соперника, несмотря на вечную собачью свадьбу вокруг Анюты.