Однажды в России - [20]
73. Он пришел, невидимый воин, по привычке зашторил Генкины глаза и надел на себя генкино тело, застегнув его на все пуговицы. Что было дальше, Генка не помнил.
84. Он пришел в себя в одиночестве. Невидимый помощник ушел из тела. И Генка понял, что сейчас упадет.
- Мама... - тихо позвал он. Ветер сорвал слово у него с губ и унес куда-то к Свалке.
Ничего уже не соображая, Генка уцепился за скобу одной рукой, второй снял с плеча ведро с краской и бросил его вниз. Потом кое-как пропустил длинный отцовский ремень под плечами и защелкнул пряжку через скобу. И только после этого у него потемнело в глазах...
По тревоге, поднятой Анютой, вызвали пожарных и скалолазов. Генку благополучно сняли двое спецов.
Ему удалось подняться до половины трубы. А что он собирался на ней делать, так никто и не узнал...
* * * - Ты, поди, каждый раз к новой бабе пристаешь! - Нникак нет, Ттттамара Михална... Один, ппонимаешь, ввсегда один. - Рассказывай. А подход имеешь, сразу видать. - Ннаш пподход пппростой. Я ввсех ллюдей ллюблю. - И меня, что ли? - А ввас, Тттамарочка, ббольше ддругих. - Нет, Ген, ты погляди, какие речи ведет, прохвост! За словом в карман не полезет, даром что заикается. - Это я с вввойны, ммадам. Ппришлось пповоевать на Ффинском ффронте. - Да ладно тебе заливать! Сколько тебе лет тогда было-то? Пять? Семь? - Ссыном пполка ббыл, Тттамармихална. У ппартизан, ззначится. - Во дает! Начитанный, поди. - Ннам ббез ппамяти ннельзя. А если ввсе зззабудешь - ппридумывай ппо ннновой. - И много насочинял? Сколько жен-то было? - Одна. - Как звали? - Ййувэжэдэ. Ййужно ввосточная жжелезная ддорога. - Ах вон оно что. Ну, и как тебе с ней жилось? С дорогой то? - А ттак жжилось, ччто ббез вводки нникак ннельзя. - Слышь, намекает, Ген. Наливай, что ли? - Запросто.
Гена разлил водку по стаканам, мимоходом удивившись тому, что Катин совершенно пуст. Подлил и туда. Катя сделала страдальческое лицо, но ничего не сказала. Она уже давно отложила книгу и внимательно слушала треп вокруг себя.
Поезд как будто приближался к долгому тоннелю. За окном по-осеннему быстро темнело.
* * * За окном темнело по-весеннему медленно.
Это было особенно заметно из актового зала, залитого светом люминесцентных ламп. Квадраты окон чернели на глазах, как листы фотобумаги, забытые в проявителе. По контрасту, в актовом зале кипела жизнь. Сюда набились не только десятиклассники, у которых сегодня был выпускной вечер, но и их домочадцы, а также праздная публика из младшеклассников, оставшихся на танцы. Зал был убран кумачовыми транспарантами. Бюст Ленина по случаю праздника был начищен до зеркального блеска и пускал зайчики по потолку. В президиуме сидели учителя, завуч и директор. СанСергеич пытался всячески скрыть, как сильно он пьян. Остальные делали вид, что не обращают на это внимания.
Вечер подходил к концу. Торжественно открытый Серафимой, он тронулся в путь, как испанский галеон с грузом золота из Картахены. Вскоре, по законам жанра, он был атакован аплодисментами и взят на абордаж зевками и перешептываниями. Теперь от торжественной обстановки не осталось и следа. Выпускники откровенно таращились друг на друга, балдея от новых костюмов и нарядных платьев. Родители гордо глядели на своих чад и ревниво - на чужих. Общий сквозняк умиления носился в опасной близости от ревматических поясниц бабушек и дедушек.
Позади остались выступления физички, математички, учителей по литературе и биологии. Отсмешил народ деревянный незлобивый военрук.
Подтянутый дядя Саша вытащил на сцену покрасневших Генку и Серегу, взял их руки, как рефери на ринге, и поднял обе вверх. За президиумом, на полке, стояли несколько кубков, завоеванных ребятами на соревнованиях. Анюта хлопала громче всех. Она была не просто хороша в своем новом платье. На нее больно было смотреть. Казалось, от нее исходит сияние. Много лет спустя Гена впервые увидит фильм "Унесенные ветром" и поймет, на кого была похожа Аня в тот вечер. А тогда он просто ощущал себя в нокдауне каждый раз, когда глядел на нее. Сам Генка был в простом костюме за 45 рублей и, если бы не спортивная, подтянутая фигура, выглядел бы совсем бледно.
Потом слово дали опоздавшему Александру Ивановичу. Он подошел к трибуне шаткой походкой и тяжело облокотился на поручни. Потом глотнул воды из стакана и поглядел на микрофон.
- Ребята, - сказал он и закашлялся.
Ребята притихли. Все любили Иваныча. Хоть он и не знал дату последнего съезда партии.
- Я завидую вам, ребята. По-хорошему завидую. Потому что завтра вы выходите в жизнь, которую вам повезло начинать в великой стране. Я историк. Моя работа - объяснить вам, чего вы вправе ждать от своего времени и своего общества. И я пытался это делать, как мог. А теперь скажу напоследок еще несколько слов.
Зал перестал перешептываться. Александр Иванович говорил не так, как другие. Он уже произнес несколько предложений, и ни в одном не прозвучало словосочетание "коммунистическая партия". Это вызвало невольное внимание.
- Итак, завтра для вас начинается новая жизнь. Человек - существо социальное. И Общество может направить личность в то русло, которое нужно ему. Обществу. Человек, который в одном веке мог бы применить мощь своего дара на поиски лекарства от недугов, в другую эпоху будет придумывать смертельные яды. Потому что его талант не может быть зарыт в землю. Будучи зарыт, он все равно пустит свои ростки. Иногда - полезные. Иногда сорные. Иногда - ядовитые. Но семя таланта никогда не погибает без следа в почве общества.
«…Море шевелилось перед ней, толпилось воспоминаниями, мелькало барашками будущих дней. Сотни голосов сливались в одно невнятное бормотание, порой угрожающее, порой – одобрительное. Но чаще всего – мудро безразличное ко всему людскому, начиная с этой маленькой несчастной девочки, которая бросает в волны камень за камнем, привязав к каждому по одному слову, одному взгляду, одному прикосновению своего Любимого и Ненавистного.Ни слова, ни взгляды, ни тем более прикосновения тонуть не желали и качались на волнах слепыми солнечными бликами.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…