Однажды в полночь - [17]

В настоящее время объектом неуместного и навязчивого внимания со стороны Аргоси была Томми.

Год назад графиня Мирабо решила, что страдает от одиночества, и вместо того чтобы ездить с визитами или устраивать у себя ужины, как поступили бы нормальные аристократы, стала приглашать к себе людей, которые развлекали бы ее. Поэта, которого она обожала, или художника, популярного философа либо двух (хотя настоящие философы быстро уставали от салонной болтовни с поэтами), или дочь бывшей знаменитой куртизанки (речь шла о Томми), и очень скоро ее вечера стали модными. То есть модными у золотой молодежи.

Стоило молодым людям увидеть Томми, как они возвращались сюда еще и еще. И приносили с собой дорогие напитки, потому что, обладая титулом, графиня не имела ни пенни за душой.

Вот так родился еженедельный салон.

У Джонатана была причина не желать наведываться туда сегодня: Томми, конечно, особа весьма таинственная, однако он прекрасно понимал, что на самом деле эта женщина – сплошная головная боль.

Низкие мужские голоса смешивались со звонким смехом дам. Поэт, которому явно не давали покоя лавры Байрона, зажался в угол и что-то говорил, отчаянно жестикулируя, в то время как его собеседник – какой-то романист, чьи волосы были слишком длинны, как будто он был настолько погружен в творчество, что напрочь забыл про парикмахера, – слушал и согласно кивал головой. Художник по фамилии Виндхэм – про которого говорили, что он написал портрет Томми, но про которого Джонатану было известно, что он, прежде всего, наштамповал несколько цветастых, полных похоти картинок для борделя «Бархатная перчатка», – стоял рядом с теми двумя и не скрывал, что скучает и полон скептицизма. За что Джонатан даже испытывал к нему симпатию.

А еще здесь находился лорд Прескотт, виконт, которому, как утверждали, было уже почти тридцать лет. Будучи старше любого из присутствовавших, слишком худой для своего роста, этот персонаж, подперев собой стену, стоял в одиночестве и совершенно неподвижно. Двигались только глаза. Он следил за перемещениями Томми по комнате.

Пока он оставался единственным, кого Томми старательно игнорировала.

Интересный факт.

Прескотт был виконтом. Богатым. Холостым. «Сухарь» – так однажды охарактеризовал его Аргоси, после того как познакомился с ним на каком-то приеме. Не характеристика, а приговор.

Графиня Мирабо величественно, как на троне, сидела в другом углу возле огромного мраморного камина, который, на взгляд Джонатана, совершенно некстати украшали херувимчики. Их фигурки с пухлыми щеками и мясистыми ягодицами лепились по углам сооружения, карабкались по нему вверх до самого потолка, где эта беспутная и разнузданная на вид группка созданий с крылышками выстраивалась в небольшую дугу. Графиня была одета в тогу, на голове – венок, на ногах – сандалии.

– Сегодня вы – гречанка. Да, миледи? – спросил ее Джонатан.

– Carpe diem[1], мистер Редмонд. Carpe diem.

– Попытаюсь, спасибо. Рад, что вы выглядите так чудесно.

– Взаимно, молодой человек. Вам не кажется, что вы слишком укутаны? Может, в тоге будет намного удобнее?

– Вне всякого сомнения, – согласился он. – Но только в следующий раз.

Он подумал было задержаться возле графини и поболтать с ней, потому что ее легкое сумасшествие отвечало его настроению, но тут возник Аргоси.

– Поехали со мной завтра на «Таттерсоллз»[2]. Я воспользуюсь твоим советом насчет новой кобылки.

Аргоси пытался отвлечь друга от тяжких дум, в которые тот сейчас погрузился.

– Поехали. Хотя это будет то еще удовольствие, поскольку у меня сейчас ни единого су в кармане.

– Это удручает меня так же, как и тебя. Твое решение неожиданно лишило меня самого терпимого друга.

Джонатан фыркнул.

– Твои переживания очень трогательны. Правда-правда.

– Зачем нужно было вкладывать все свои прибыли в еще одно предприятие с морскими перевозками, Редмонд?

– Затем, что время было подходящим, и мне показалось, я смогу получить двойную отдачу от вложений, и очень быстро. Доставка шелка – отличное дело. А еще из-за того, что я уже предчувствовал, как загребу эти деньги. То был просчет, который я больше никогда не допущу.

Аргоси выслушал его, слегка нахмурившись.

– Во-первых, где ты набрался подобных вещей? Неужели поставить на кон в игорном доме не настолько же выгодно и предсказуемо? Во-вторых, я совсем не уверен, что мужчина может отзываться о сделках с шелками как об отличном деле. И еще – твой отец богат. Ты можешь себе позволить не заниматься ничем, кроме верховой езды, стрельбы и танцев, в чем ты уже преуспел больше других.

– Во-первых, я считаю прекрасным практически любое занятие, которое приносит прибыль. Заниматься шелком – отличное предприятие. Газовое освещение – отличное предприятие. Производство бумажных тканей – отличное предприятие. Надо вложить деньги в пресс для цветной печати? Отлично, вложусь! Во-вторых, мне кажется, что все деловые навыки, которыми я обладаю, унаследованы от отца, чтоб ему пусто было! Но я вошел во вкус, чертовски хорош в деле, и мне нравится этим заниматься. А в-третьих, я не уверен, что мужчина должен таять от комплиментов другого мужчины по поводу умения танцевать, но с твоей стороны весьма любезно было это отметить.