Однажды осенним днем на шоссе - [2]

Я проехал, наверно, километра два, когда увидел на дороге человека. Заметил я его еще издали, он появился откуда-то слева; брел, слегка горбясь, один в этом пустынном месте, и от всей его фигуры веяло унынием.

Пока я смотрел на него со спины, он казался мне человеком пожилым, даже старым. Сухощавый, плечи опущены, в морщинистой шее чувствовалось напряжение, как у вола, который терпеливо тянет куда-то свою повозку. Подъехав ближе, я увидел, что на нем изношенные штаны и грубая брезентовая куртка. Замызганный полупустой рюкзак болтался у него за плечами, словно незрелая, сбитая ветром груша. Я уже совсем проехал мимо, когда вдруг неожиданно для себя остановился. Раньше я часто брал в машину случайных попутчиков, но давно уже этого не делал – то ли стал равнодушнее, то ли просто обленился. Но тут все же затормозил. Колеса пробуксовали, однако снова я не придал этому никакого значения. Открыв дверцу, я посмотрел назад на старика. В сущности, стариком его назвать было нельзя – ему, наверно, не было и шестидесяти, хотя лицо действительно изборождено морщинами, с грубой, обветренной кожей, какая бывает у заядлых грибников, шатающихся по здешним лесам.

Человек мимолетно взглянул на меня, но продолжал свой путь, очевидно, не предполагая, что я остановился ради него. У меня мелькнула мысль, что он совсем не промок, видно, успел где-то укрыться от дождя.

– Садитесь, – сказал я. – Если, конечно, нам по пути…

Он с сожалением взглянул на свои грязные ботинки.

– Я вам тут наслежу…

– Ничего, садитесь…

Человек, явно колеблясь, подошел к машине. Я открыл заднюю дверцу, он сел, и опять я про себя отметил, что его просторная куртка почти сухая.

– Спасибо, – сказал он негромко.

Однако рюкзака не снял, может быть, опасался, что, когда выйдет из машины, забудет свои грибы. А может, вообще не привык ездить в машине…

– Куда держите путь? – спросил я от нечего делать.

Человек ответил не сразу:

– Да так, иду просто… Куда ветер дует…

Слова были простые, обычные, но голос его удивил меня. Такой хорошо поставленный, звучный голос мог принадлежать, скажем, бывшему учителю гимназии.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Я еду до Владо Тричкова…

– Да, я знаю, – проговорил он. – У вас там дача.

– Извините, может быть, мы с вами знакомы? У меня, к сожалению, неважная память на лица.

– Нет, нет, вы меня не встречали, – ответил он. – А я однажды видел вас, вы стреляли из духового ружья…

Я вспомнил об этом случае с досадой и странным ощущением вины. Действительно, года два назад я купил такое ружье для сына, но решил попробовать игрушку, и кончилось тем, что я перебил воробьев во всей округе.

– Да, правда, – пробормотал я недовольно. – Словно бес в меня какой вселился…

– Одна из страстей, которая исчезнет у людей в последнюю очередь, – обронил он негромко.

– Какая страсть?

– Да вот эта – убивать.

Голос его прозвучал мягко, в нем не слышалось никакого упрека.

– Ну, не все можно называть убийством, – возразил я обиженно. – Ведь это же охота.

– Ну да, охота, – согласился он. – Но в конечном счете гибнет живое существо…

Я обернулся и взглянул на него. Он показался мне усталым и грустным; сидел, рассеянно устремив взгляд куда-то сквозь стекло.

– Вы случайно не вегетарианец? – задал я дурацкий вопрос.

– Нет, – ответил он. – Не вижу в этом никакого смысла. Несколько лет назад, например, когда конь становился старым и не мог работать, его сдавали на бойню. И все же в стране было много лошадей. Теперь их сменили трактора… Что от этого выиграли лошади? Разумеется, ничего. Может быть, лет этак через двадцать кони останутся только в зоопарках…

– К сожалению, это так, – подтвердил я.

– Действительно, к сожалению… Блага, которые дает нам природа, оценить по достоинству бесконечно трудно.

Было очень неожиданным и удивительным услышать подобные мысли от такого простоватого на вид человека. И мне показалось странным, что я до сих пор ничего о нем не знал и не слышал. Если он здешний, то не мог же он оставаться никем не замеченный. Во всяком случае, в нем было что-то загадочное.

– Вы живете где-то поблизости?

– Нет, не совсем, – ответил он уклончиво.

– Мне подумалось, что вы шли от какого-то дома…

– Почему?

– Ваша одежда была почти сухой, когда я остановил машину.

– Ах да, я и забыл, что вы интересуетесь криминалистикой, – ответил он шутливо.

Это было уже чересчур! Я снова обернулся к нему, и наши взгляды скрестились. Ни у кого не встречал я столь проницательного и твердого взгляда.

И вдруг что-то мелькнуло в этих глазах.

– Осторожнее! – воскликнул он.

Но в голосе его не слышалось испуга, и я не затормозил. Только в следующее мгновение стало ясно, что машину заносит. Я быстро повернулся, взглянул, что там впереди, но машина уже начала скользить вниз по длинному и крутому склону, который терялся где-то за поворотом. Теперь машина летела вниз, уже совершенно неуправляемая. Я даже не успел ничего предпринять. И ранее случалось мне впадать в полное оцепенение, как теперь; я просто бездумно держал руль и не ощущал ничего – ни ужаса, ни отчаяния. Осознавал только, что машина сорвалась и летит в пропасть.

Именно летит – это, пожалуй, самое точное слово. Я помнил, что не успел даже зажмуриться в предчувствии страшного удара. И вдруг с изумлением заметил, что машина плавно, как птица, проносится над бездной, вместо того чтобы рухнуть вниз. Я только придерживал руль, машина развернулась сама, и колеса легко, почти без толчка, коснулись асфальта.