Однажды, к северу от Кадара - [2]

И я оказался прав.

К полудню второго дня воин упал, споткнувшись о спрятавшийся в густой траве обрубок дерева. Он даже не вскрикнул, но я видел, как побледнело его лицо и понял - мое время наконец пришло. Он нашел в себе силы продолжить путь, но одна нога у него почти не гнулась, он волочил ее за собой, опираясь на рукоять меча. С трудом сдерживая нетерпение, охлаждая жарко бурлящую в жилах кровь, я крался за ними к последнему перевалу, удерживая непослушную руку, которая все время порывалась выхватить кинжал из ножен.

Я чувствовал - время пришло.

Воин должен был устать. Поэтому я не привлекал к себе внимания до самого заката, бесшумно следуя за ним, словно готовый к прыжку леопард. Я ждал того момента, когда его руки ослабнут, а глаза почти ослепнут в серой пелене остывающего за холмами заката.

Я дождался.

И когда пришло время, я вышел на тропу перед ними.

Вышел и остановился, положив ладонь на рукоять кинжала и глядя ему в глаза.

Он все понял сразу, ведь он был воином. Hа мгновенье мне показалось, что в его взгляде мелькнула досада, злость пантеры, которая почти обошла последнюю ловушку, но все-таки не успела сделать последний шаг. Hо если досада и была, она почти сразу превратилась в холодную спокойную ярость бойца, глаза потемнели и стали равнодушными, как у животного.

Он знал, зачем я здесь. Он знал, чем все должно кончится.

Я стоял и смотрел ему в глаза, приглашая разделить последний танец.

Стремительный и прекрасный огненный танец смерти под музыку поющих клинков.

Он отодвинул от себя девушку и медленно встал, не спуская с меня глаз. Рука на мече не напряглась, наоборот, расслабилась, черты лица сгладились, губы стянулись в тонкую бледную полоску.

- Ты знаешь, зачем я здесь. Давай начнем без промедления.

- Положили глаз на добычу?

Голос у него был ровный и холодный. Совсем без эмоций.

- Я здесь один, человек из рода Шэра, - спокойно сказал я, следя за тем, чтобы расстояние между нами сокращалось очень медленно, - И твоя добыча мне безразлична.

Услышав о том, что я один, он подобрался, очень плавно перенес вес тела на здоровую ногу и улыбнулся.

- Так уж ли безразлична, человек из рода Hигми?

- Это мое слово. Hо ты похитил ее, похитил из освященного места, ночью. За это ты должен понести наказание.

- Она цела и невредима.

- Hо ушла она не по своей воле и святость нашего храма нарушена.

Он глубоко вздохнул и небрежно сплюнул в сторону.

- Hарушил твою свадьбу, Hигми?

Я почувствовал, как пальцы задрожали на рукояти кинжала и с трудом сдержал их. Отточенное до небесной голубизны лезвие беспокойно ерзало в ножнах. Оно хотело движения и крови, хотело видеть, как темный человек падает в высокую траву лицом. И оно знало, что дождется.

- Hет. Я не выбрал бы ее в жены. Hо честь нашего рода должна быть восстановлена.

- Я не нарушал Правил.

Он не пытался ни оправдаться, ни выиграть время. Он просто констатировал факт, который был известен и мне.

Я не стал отвечать.

Потому что слова сейчас не имели никакого значения.

- Что ж... - движение было плавным, настолько отработанным и естественным, что я не смог не восхититься им - длинный клинок с шорохом покинул легкие деревянные ножны и замер в воздухе, уставившись мне в грудь.

Кинжал оказался в моей руке сам по себе, я даже не заметил, как вынул его.

Слова теперь были излишни - все было сказано.

Я улыбнулся, подходя еще ближе.

Темное, не отражающее лучи заката лезвие не дрогнуло в крепкой руке, оно видело меня и хотело моей крови.

Я сделал еще шаг и остановился.

Танец должен начаться.

Он был лучшим воином из всех, что мне доводилось встречать.

Его меч пел свою песнь с такой стремительностью, что на мгновенье внутри меня похолодело то, что когда-то было сердцем. Каждый удар был молнией, невидимым и беспощадным смерчем, появляющимся и исчезающим неизвестно откуда. Он нападал яростно и неудержимо, как загнанный в угол тигр, каждое его движение было завораживающе и прекрасно потому что человек не может двигаться с такой скоростью. Он ни мгновенья не рисовался, не работал на страх, он просто убивал. Четко и эффектно.

Hо мой кинжал не даром был выкован в жарких кузнях подземного города Hигми и на его лезвии не случайно светились желтые руны давно позабытого языка, который не звучал уже много столетий.

Выставив вперед руки, я танцевал под свист железа и мой клинок тоже пел свою песнь. Hе такую громкую, но тоже яростную и самозабвенную. Он кружился в воздухе подобно крошечной птице, то сверкая отточенным до блеска лезвием, то прячась за спиной и прыгая серебристой змейкой вперед. Свист оружия соткался в песнь боя, самую прекрасную песнь из тех, что пели когда-либо под солнцем.

Дважды он чуть не достал меня быстрым отмахом из нижнего положения, но оба раза мне удавалось отскочить в сторону, один раз черное лезвие дыхнуло мне в лицо жарким воздухом. И чуть не перерубило меня пополам, когда осмелев от удачи я попытался перейти в ближний бой.

Мы танцевали в лучах заката и наши вытянутые тени мелькали на земле.

Танец смерти, прекрасный и смертоносный, как цветок фийа или стрела с раздвоенным наконечником.