Одна ночь в пустыне Святой Горы - [16]

В этот момент подле нас появился благодатный послушник и спросил, что принести для меня. Старец чрезвычайно увлекся и забыл соблюсти необходимый монашеский долг гостеприимства: преподнести что-либо в качестве благословения, чтобы ты благословил это и вместе с тем получил благословение его келлии. Однако столь духовной была беседа, что старец совсем упустил из виду обычай.

— Принеси что-нибудь отцу…

— Что принести, отче? Лукум, варенье или что другое?

Отдав соответствующее указание, старец стал расхваливать своего послушника. — Я не достоин иметь таких послушников. Господь, опечаленный моими грехами, послал мне ангелов. У меня нет послушников, но ангелы, которые служат мне. Как мне благодарить Всесвятого Бога? У этого послушника, только что приходившего, мысли малого дитяти, что совершенно необходимо занимающимся умной молитвой, о которой мы ведем речь. Святые отцы учат, что желающий спастись должен стать безумцем (Мы безумные ради Христа), то есть, по словам Христа, юродивым или ребенком (Если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3)). Хотя все мы и впали в великие грехи, однако, по благодати Святого Духа, можем приобрести духовное отрочество и детский разум в отношении зла. Закон духовной жизни противоположен закону жизни по плоти В плотской жизни человек с юности постепенно стареет в то время как в духовной, очищаясь от греха, который старит человека, становится молодым, дитятей.

Послушник принес блюдо с благословением каливы лукум и немного воды. Я взял стакан в руки, попросил благословения у старца, сказав:

— Помолитесь, чтобы я стал дитятей или безумцем!

Есть моменты, когда не можешь молиться вообще, когда немеешь; тогда чувствуешь необходимость лишь просить молитв и благословения. Это переживаешь на Горе — не молишься, но просишь молитв.

— Благословите.

— Господь благословит, — отвечают тебе.

Не добрый день, добрый вечер, доброй ночи. Почти единственными в своем роде иными вариантами являются: Доброго терпения, бодрствования, доброго рая, доброго конца…

В те минуты, когда я просил благословения и вкушал сладчайший лукум, я говорил про себя: Долгих лет жизни старцу! Живи, чтобы жили и мы, грешные…

Воцарилось глубокое молчание. Было ясно, что старец творил Иисусову молитву. Казалось, он находился в божественном плену. Мне было весьма трудно заговорить. Однако необходимо.

— Отче, побеспокою Вас и продолжу. Знаю, что мое присутствие некоторым образом чуждо этой среде. Я паразит, который осложняет Вашу жизнь и…

— Нет, нет, не говори так, ибо мы принимаем вас, как наших братьев, живущих в миру, подвизающихся добрым подвигом и имеющих благодать от Господа.

— Как можно сравнивать нашу благодать с вашей?

— Тем не менее вы имеете большую благодать, нежели мы, ибо, где умножилось беззаконие, преизобилует благодать (Рим. 5, 20). Господь изливает на вас большую милость, чтобы удержать вас в своей любви. Вас больше любит Господь.

— Воспринимаю это как выражение Вашего смирения, — сказал я, побежденный его любовью и смирением. — Однако хочу вернуться к тому, о чем мы вели беседу ранее. Вы указали на возгревание сердца. На то, что оно бывает при мысли об аде, рае, своей греховности и тому подобное. Не создает ли это проблемы? Ведь до того вы говорили, что нам нужно творить молитву без образов. Ум должен быть нерассеянным. Не помешают ли такие мысли чистоте молитвы?

— Прежде всего хочу подчеркнуть, что они не являются мыслями… просто мыслями. Это не образная, но умная деятельность. Мы не просто размышляем. Мы живем. Например, размышляя как-то об аде и о том, что он — самое подходящее место для меня по причине бесчисленных моих грехов, я оказался в том беспросветном мраке. Я испытал его невыносимую тяжесть и непередаваемое страдание. Когда же я пришел в себя, вся моя келлия издавала зловоние… Вы не можете понять адского смрада и муки осуждения…

Я все более сознавал, что нахожусь подле святого старца, который держит свой ум в аде. Не хотелось прерывать его просьбой дать объяснение…

— Возгревание при посредстве таких мыслей совершается до молитвы. Ибо, когда начинается в теплоте сердечной молитва, возбраняется любая мысль на такие темы, и мы стараемся свести ум и сердце в слова молитвы. Таким образом достигается безобразность, о которой столько говорили отцы. Ум характеризуется отсутствием привидений и мечтаний.

Внутренняя молитва — подвиг. Она укрепляет верующего в его борьбе с диаволом, вместе с тем сама являясь скорбной и кровопролитной борьбой. Мы стараемся сосредоточить ум в слова молитвы, чтобы сделать его немым и безгласным при каждой мысли (все равно, благой ли или злой), которую приносит нам лукавый, т. е. чтобы не прислушиваться к идущим извне помыслам и не отвечать на них. Нужно совершенно пренебречь помыслами и не желать собеседования с ними, любым способом достичь полного безгласия ума, поскольку только так можно сохранить душу в безмя тежии, так что молитва будет действовать эффсктивно Известно, что из ума мысли направляются к сердце и тревожат его. Встревоженный ум треножит и дуиц Подобно тому, как ветер подымает волны на море, вихрь мыслей вздымает бурю и душе. Для внутренней молитвы необходимо внимание. Вот почему отцы говорят о соединении поста и молитвы. Пост держит ум в постоянном бодрствовании и готовности на всякое благое дело, молитва же привлекает Божественную благодать.