Одна, но пламенная страсть - [3]

– До свадьбы заживет! Я на тебя давно глаз положил, оба глаза. Все про тебя разузнал. Ты мне в душу пролезла! Но я ведь заслужил?

– Заслужил! – подтвердила Алла и рассмеялась: – Скажи спасибо тем двоим, а то не было бы у тебя никаких шансов!

Уже в постели Алла опять рассмеялась:

– Мне тут один старичок предрекал, что я с мужчинами завязала, что у меня на уме будут одни только марки!

– Одно другому не мешает! – серьезно ответил Эдуард. – А на марках можно делать хороший бизнес. Берешь меня в долю?

– Беру! – сказала Алла. – И больше ни слова ни про бизнес, ни про эти чертовы марки, а то выгоню!

– Не выгонишь! – убежденно произнес содольщик Эдуард, был он, конечно, прав.

Наутро Алла, сладко зевнув, спросила:

– Ну как я тебе, только по-честному?

Эдуард посерьезнел.

– Класс! – сказал Эдуард. – Эпоха!

– Что ты сказал?

– Я сказал – эпоха!

– Ты сказал «эпоха»? – переспросила Алла.

– Я сказал – эпоха!

– Что значит «эпоха»?

– Значит, что ты – уже двадцать первый век!

Алла светло улыбнулась:

– Значит, я – это прогресс!

– Да! – четко рубанул Эдуард.

Теперь Алла заговорила – тихо-тихо:

– И мне с тобой тоже двадцать первый. Вон какой ты сильный, внушительный, смелый. С тобою спокойно, как в детстве… Женись на мне, Эдуард, пожалуйста! Я рубашки буду тебе стирать, крахмалить, гладить! Я тебе обеды буду варить вкусные и завтрак горячий. И главное, я тебя любить стану и женой буду верной… Пожалуйста!

Эдуард ответил тоже тихо и с грустью:

– Не могу! У меня жена в Калуге!

Алла резко поднялась и встала с постели босиком на пол. Своего голого тела Алла не стеснялась никогда. Конечно, не подходило оно под современный стандарт – ни по длине ног, ни по другим промерам, но было зато крепко и ладно сбито. Из окна с плохо прикрытой форточкой дуло. Алла сдернула с постели одеяло и завернулась в него, как в тогу, а ногами нащупала тапочки:

– Один может трахаться только у клетки со львом, иначе у него ноль любви, другой – ни рыба ни мясо, а так – протертый овощ, у третьего баба в Люксембурге, у тебя жена в Калуге, а я для кого? За что мне такая одиночная судьба выпала?

Охранник Эдуард был философом:

– Не в женах счастье, то есть не в мужьях! Счастье в любви. Я тебя сегодня ночью круто полюбил, Алла! И мы с тобой попробуем делать бабки на почтовых марках. Ты тут вспоминала про старичка, он что, по этой части дока?

Алла вздохнула:

– Наверно.

– Бери его в консультанты, а сейчас залезай обратно, у меня еще два свободных часа. Не пропадать же им…

А перед самым уходом Эдуард строго наказал:

– Дверь никому не отворяй! Девки приходили по наводке, это и котенку ясно! Можно ждать новых гостей!

– Эдик, не уходи! – запаниковала Алла.

– Временно у тебя поселится мой эрдель по кличке Фома. По-моему, тебе тоже на работу?

– Я про нее забыла, – созналась Алла.

Она еще раз повстречалась со старичком Вострохвостовым, и тот, войдя в курс дела, спросил:

– Если я вас правильно понял, Алла Владленовна, вы желаете не умножать коллекцию, а на ней зарабатывать?

– Правильно! – сказала Алла.

– А я должен быть у вас как бы художественным руководителем?

– Вот именно.

– Жаль! – огорчился старичок. – Коллекция сильно пострадает. Что-то придется поменять, с чем-то вообще расстаться, все время идти на обман, марочный круговорот, он только на обмане и замешан… Кто кого!..

– Пойдем на обман! – нисколько не смутилась Алла. – Вы ведь тоже не на пенсию живете?

Старичок хитро подхохотнул:

– Я и в советские годы на марках недурственно жил, а теперь-то и подавно. На вашем бывшем муже, кстати, неплохо поживился. У вас кроме альбомов должны быть конверты с двойниками. Мы их начнем потихоньку толкать купцам.

– Кому?

– Ну, тем новеньким коллекционерам, которые ни хрена в марках не смыслят, которые в них деньги вкладывают. Им можно подсунуть что угодно… – Вострохвостов уже вошел в азарт: – Мы для затравки будем им показывать вашу коллекцию. Она станет тем самым бычком, который ведет коров на бойню. А на биржу вы сами будете ходить и сами торговать и торговаться…

– При чем тут биржа? – не поняла Алла.

Художественный руководитель охотно разъяснил, что биржей называется убогое, обшарпанное помещение, нечто вроде клуба филателистов, где в Москве собираются по субботам марочные дельцы и те, кто честно собирает марки и кого здесь облапошивают.

Когда старичок уходил, эрдель по кличке Фома пытался его покусать. Алла с трудом оттащила собаку.

Алла послушно стала ходить на биржу, что-то продавала, что-то покупала, все по указанию Вострохвостова, но доходы выходили ничтожными.

Пришла повестка от следователя, Алла позвонила по телефону, он был указан в повестке. Оказалось – вызывают на опознание грабительниц. Эдуард строго наказал – опасно, не ходи! Могут отомстить! Позвони и прямо скажи следователю – боюсь и не приду ни за что!

– Но ведь их взяли на месте преступления вместе с ножами! – Алла недоуменно пожала плечами и пошла к следователю.

Увидела двух девчонок, лет по шестнадцать, не больше, в уме посчитала, что в сумме им лет столько же, сколько ей самой.

– Нет, не узнаю! – сказала Алла. – Может, они, а вполне может быть, и не они!..

Сказала это Алла вовсе не от страха, а просто жаль ей стало погубленных юных жизней. Эдуард Аллу похвалил. Алла полюбила его жадно, жарко, как любила всех трех утраченных мужей, хоть Эдуард ей мужем и не был. Должно быть, выпала Алле такая планида – быть преданной одному человеку, как бывает преданной только собака. Не случайно, когда Эдуард возвращался с ночного дежурства, Алла и эрдель Фома встречали его совершенно одинаково – прыгали и повизгивали от восторга. Про жену Эдуарда Алла сначала старалась не вспоминать, ну живет где-то, на краю света, в какой-то Калуге, на улице с симпатичным названием Поле Свободы, какая-то женщина. Калуга казалась ей чем-то далеким-далеким, вроде Австралии. А потом Алла вовсе выбросила из головы калужскую соперницу. Женат Эдуард, да, а кто не женат? Важен не штампик в паспорте, а живая реальность. С кем живет Эдуард? С ней. Это факт, неоспоримый причем. Жизнь прекрасна, луч быть не может.