Одна минута славы - [9]

— Вот-вот, что я говорил! Теперь старым друзьям просто так не звонят. Ну, какие проблемы?

— Самые минимальные. Выпиши мне пропуск на «Мосфильм». Обещаю, что не только к твоей дражайшей Семеновой не приближусь, вообще не появлюсь в производственном корпусе.

— А что случилось?

— Да есть дело. Хочу написать про съемки некой рекламы «Тендер». По телефону они упираются. Думаю уломать, применив личное обаяние.

— У тебя получится, — заверил он, — только чур меня не подставлять. Не хочется терять работу в такое время.

— Да успокойся.

— Ладно, завтра пропуск будет на проходной. И не вздумай отвертеться — кофе со мной выпить все равно придется. Я тебя уже три месяца не видел.

— Васька, я тебя даже расцелую, если захочешь.

— Не откажусь.

Алена положила трубку и блаженно улыбнулась — хорошо иметь друзей, тем более работающих в нужных местах.

* * *

— Как дела? — Главный редактор журнала «Оберег», упитанный и лысеющий Аркадий Борисович, именуемый сотрудниками просто Борисычем, навис над ней, распространяя характерный запах пота и тухлых носков.

Алена мгновенно изобразила на лице занятость, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расчихаться.

На протяжении всей ее жизни (а именно столько она его знала) Борисыч оставался для нее загадкой. Познакомились они, когда Алене стукнуло не то пять, не то шесть лет. Борисыч часто приходил к ним в дом, так как дружил с ее отцом. Впрочем, уже тогда она не могла понять, почему ее папа — утонченный, всегда гладко выбритый, не терпящий несвежих рубашек и ревностно следящий за линией стрелок на своих брюках, сдружился со столь неряшливым типом. Неряшливым Борисыч был всегда — и когда работал в «Комсомольской правде», разъезжая по командировкам в отдаленные совхозы, и в годы перестройки, когда стал главным редактором газетенки «Небывалое», печатающей на своих страницах всякую ерунду про НЛО и полтергейст, и теперь, будучи главным редактором такого солидного журнала, как «Оберег». Уж чего-чего, а денег на мыло, дезодорант и новые носки при его положении наскрести можно, но он, видимо, не желал изменять своему имиджу. Все у него теперь есть — и «БМВ», и двухэтажная дача в подмосковных Липках, носков только по-прежнему нет. Хотя… удивляться этому несоответствию доходов и расходов Борисыча Алена уже давно утомилась. Ну сколько можно — с шестилетнего возраста!

Теперь она научилась принимать его таким, каков он есть. А что ей еще остается? Не станешь же нос воротить от собственного начальника. К тому же он был не самым плохим начальником, да и относился к ней с отеческой нежностью — никогда не требовал невозможного, даже помогал, корректируя ее стиль, часто хвалил за работу, таким образом выполняя дружеский долг перед ее отцом. Правда, с другой стороны, Борисыч не терпел никакой инициативы на местах. По его разумению, каждый должен выполнять свою работу четко, в срок и не помышлять о другом — только так из хаоса, присущего всякому скоплению журналистов, можно создать подобие порядка. В чем-то он, конечно, был прав, только Алене как начинающей карьеру такое положение вещей не нравилось. Хотелось писать не только о трудной судьбе Ивара Скрипки или ему подобных, хотелось большего.

Сейчас она посмотрела на своего шефа снизу вверх и, улыбнувшись, ответила:

— Нормально. — В голове у нее крутился один вопрос — стоит ли сейчас затевать разговор о девушках из рекламы или подождать до лучших времен?

— Когда я спрашиваю, как дела, я имею в виду дела, — наставительно заметил он. — Если я захочу выяснить, как твое здоровье или что пишет отец, так и спрошу. Понятно?

Она кивнула.

— Ну так что у тебя со статьей?

— В работе.

— Ну-ну. — Он погладил ее по голове, от чего Алене нестерпимо захотелось вымыть волосы. — Только не затягивай.

Он повернулся было, чтобы следовать дальше и окончить свой обход обильным обедом в редакционном кафе, но она порывисто схватила его за рукав пиджака, сказав себе: «Сейчас или никогда».

— Аркадий Борисович, у меня идея!

При слове «идея» Борисыча передернуло. Он повернулся и смерил ее усталым взглядом.

«Ничего-ничего, — подбодрила она себя. — Все равно когда-нибудь нужно начинать».

— Как вы думаете, девушку, которая мелькает на экране телевизора каждые пять минут, которую узнают, где бы она ни появилась, и о которой все время говорят, можно назвать известной личностью?

— Это ты к чему клонишь? — Его глаза недоверчиво сузились.

— Нет, вы скажите — можно или нет?

— Не знаю, о ком ты… но, пожалуй, что и можно.

— Вот! — торжественно изрекла Алена. — Спасибо большое!

— И это все?

— Не совсем. В моем разделе еще ни разу не было статьи о девушке, снявшейся в рекламе, а ведь она не меньше известна народу, чем эстрадный певец или киноактриса.

— Ох, — Борисыч потер лысеющий затылок и сделал кислое лицо, — занималась бы ты, девочка, своим делом. Так ведь и знал, что не в тот огород тебя потянет. Молодость…

— Все, что я хочу, так это написать о девушке, которая снялась в рекламе женских гигиенических средств, — выпалила она одним махом и настороженно замолчала.

— Все, что я хочу! — передразнил ее начальник. — Детский сад какой-то! Хотеть не вредно.