Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - [9]

— На просто так — это значит на три желания.

— А если б на золотой пятак? — спросил Коля. — Тогда бы что?

— А тогда бы я потребовал золотой пятак. Где бы ты взял его? Ну и опять — три желания.

Понял Коля — три желания горели так или иначе.

— Первое желание говорю я. — Цыган поднял вверх указательный палец. — Да ты не бойся, желания простые. Полай на тюремное солнышко, а то оно надоело. Неплохо, если оно после этого потухнет. Пошел. — И цыган указал место.

Коля вышел на середину камеры, поднял вверх голову и залаял.

— Плохо лаешь. Старайся посмешнее. Представь, что ты на сцене. Мы — зрители, — сказал Миша, — и тебе надо нас рассмешить. Ты должен не только лаять, но и изображать собаку. А вначале — повой.

Коля, глядя на лампочку, завыл. Он решил сыграть роль собаки по-настоящему. Бог с ними, на сцене он выступал не раз. Выл он на разные голоса. Потом, обойдя камеру и виляя рукой вместо хвоста, навострил уши другой рукой. И загавкал. Ребята покатились со смеху. Это им понравилось. Гавкал долго, из разных положений, а потом, будто обессиленный, упал на пол и завилял «хвостом». Парни зааплодировали. Унижения, как вчера, не чувствовал. «Это роль, только роль»,— утешал он себя.

— Итак, Камбала, молодец! — похвалил его Миша. — Смех эту роль исполнил хуже. Мы его заставляли гавкать до тех пор, пока не потухнет лампочка. — Миша затянулся и, выпуская дым, продолжал: — Следующий номер нашей программы, — он задумался, — да, возьми вон табуретку и, будто с чувихой, станцуй.

Коля покружился с табуретом, прижимая его к груди, и поставил на место.

— Пойдет, — сказал Миша.

— А теперь изобрази кошку. Животные у тебя лучше получаются, — сказал Коле тезка.

Роль кошки исполнена, и Коля сел на кровать. Закурил.

— Покури, покури, — сказал цыган, — сейчас будет тюремный бокс. Смех, готовься!

Смеху на руки заместо боксерских перчаток намотали полотенца и полотенцем же завязали глаза. То же сделали и Коле.

Их вывели на середину камеры, покрутили в разные стороны, и Миша, стукнув ложкой по кровати, объявил:

— Гонг!

Противники сходились, вернее, расходились в разные стороны, и Миша крикнул:

— Атака! Бейте друг друга!

Они начали лупить по воздуху, стоя друг к другу спиной.

— Так, — подсказывал Миша, — определяйте, где находитесь. Пробуйте сойтись.

Смех махал сзади, потом, резко развернувшись, пошел на него с вытянутой левой рукой, держа правую наготове.

Он шел на Петрова, держа руки полусогнутыми. Они встретились и замахали руками. Несколько ударов Коля пропустил, но потом, присев и снова встав, ударил Смеха раз в лицо и два раза по корпусу.

— Разойтись! — услышали они команду и отошли друг от друга.

— Сходитесь.

Они сошлись, и замелькали кулаки, обмотанные полотенцами. Коля получил несколько ударов в грудь, потом в лицо и понял — удары наносятся с большой точностью. Он сдернул полотенце и увидел Смеха с развязанными глазами. — Хорош! — сказал Миша. — Сейчас будет еще одна игра, — он посмотрел испытывающе на Колю, — парашютист.

Ребята отодвинули стол к трубам и поставили на него табурет.

— Ты должен с табуретки, — Миша показал рукой, — прыгнуть вниз головой.

— Нет, — возразил Коля, — вниз головой прыгать не буду. Прыгнуть просто — могу.

— Нет, — заорали на него, — ты должен прыгнуть вниз головой!

— Ты что, боишься? — спросил Миша. — Я думал, ты смелый.

Коля молчал. Он боялся сломать шею.

— Если не прыгнешь, получишь морковок и банок в два раза больше, чем вчера. И еще кое-что придумаем, — сказал цыган.

— Ладно, согласен, — сказал Коля.

Он решил прыгнуть с вытянутыми вперед руками.

Ему завязали глаза, и он встал на стол, потом на ощупь ступил на табурет.

— Приготовиться! — сказал цыган. — Считаю до трех, и прыгай. Раз, два, три!

Коля нырнул вниз головой с вытянутыми вперед руками. Он ожидал удара о жесткий пол, но упал на мягкое одеяло — его за четыре конца держали парни. Они заржали.

— Ну что, надо сказать — парашютист ты неплохой, — подбодрил его Миша, хлопнув ладошкой по шее.

Открылась кормушка, и звонкий девичий голос сказал:

— Газеты.

Ребята ломанулись к кормушке взглянуть на тюремного почтальона. Девушка подала газеты, и сеанс окончен.

— Ух ты! — сказал Михаил.

— Да-а, — протянул Колин тезка.

— Полжизни б отдал, — даже не заикнувшись, с восторгом сказал цыган. — Не знаю, сколько дадут, но пусть бы еще год добавили. — Он тяжело вздохнул и от бессилия, что это лишь мечты, потер ладонь с ладонью.

Парни просмотрели газеты, но читать стал один Петров.

После обеда Колю повели снимать отпечатки пальцев. Это называлось играть на пианино. Потом сфотографировали на личное дело и закрыли в камеру.

Вечером он рассказывал кинофильмы. Когда все уснули, почувствовал облегчение. Как хорошо одному! «Сколько буду с ними сидеть? Когда заберут на этап?» Ему захотелось поплакать. Может, станет легче. Но не было слез.

Вторая ночь, как и первая, прошла в кошмарных снах.

На следующий день после завтрака был обход врача. Он проводился через день. Заключенные выходили в коридор. Врач давал таблетки. Попасть в больницу невозможно. Косить — бесполезно. Врач и на больных, и на здоровых смотрела одинаково — они для нее заключенные.