Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - [54]

Шрифт
Интервал

10

В седьмом отряде перед родительской конференцией решили разучить новую песню. Воспитатель Карухин предложил марш «Порядок в танковых войсках». Ребята выучили песню за день. На репетицию их собрали в ленинской комнате.

Роги, бугры, шустряки разбежались по зоне. Остальные — чуть больше отряда — встали, как в строю, по четыре человека. Разучиванием песни руководили воспитатель Карухин и рог отряда Мехля.

— Ну, — сказал Мехля, — приготовились… Запевай!

Ребята недружно затянули:

Страна доверила солдату
Стоять на страже в стальных рядах…

— Отставить! — приказал Карухин. — Вы что, строевую разучиваете или покойника отпеваете? Приготовились. Начали!

Получилось чуть живее. Спели первый куплет.

— Отставить! — резанул рукой Карухин. — Вы что, в самом деле на похоронах? Веселее, говорю, а не мычать… Передохнули. Расслабились. Три-четыре!

Опять пропели первый куплет.

— Издеваетесь надо мной! — заорал Карухин. — Мы что, спрашиваю, поем панихиду или советскую строевую?

Сегодня в цехе обойку дуплили. Кирпичев пожаловался Мехле, что все квелые, работают из рук вон плохо, и Мехля, собрав воспитанников в подсобке, прошелся палкой по богонелькам. С отбитыми руками заработали шустрее, чтоб мастер доволен был. Мехля пацанам крикнул вдогонку:

— Сегодня, падлы, дуплить буду в отряде. Чтоб крутились как заведенные.

— Так, — кипел между тем Карухин, — не получается у вас эта песня. Ничего, получится.

После этих слов Мехля вышел из ленинской комнаты и вернулся с палкой. Встал рядом с воспитателем, а конец палки поставил на носок ботинка.

— Вы, в натуре, — начал базарить Мехля, видя, что воспитатель молчит, — если сейчас хорошо не споете, то петь будете после, перед отбоем, а может, и сейчас. — Сказав, рог посмотрел на воспитателя. Карухин молчал. — Так, выдры, — продолжал Мехля, — на счет «три» чтоб подхватили дружно, поняли? Считаю: раз, два, три!

Ребята неплохо запели, но Карухину опять не понравилось, и он снова резанул ладонью.

— Отставить! Вы что, не хотите петь лучше? Рома, я выйду ненадолго, а ты поразучивай с ними один.

— Первая шеренга три шага вперед, марш!

Воспитанники шагнули.

— А теперь станьте свободнее. Вот так.

И Мехля начал охаживать ребят палкой, не разбирая, куда она попадала. Лишь по голове не бил. Отоварив первую шеренгу, принялся за вторую. Если удары приходились по печени или почкам, ребята падали. Он перешагивал и дуплил следующую шеренгу. Глаза он отоварил два раза: один удар пришелся по богонельке, другой по грудянке. Мехля метил ударить еще раз, но Глаз отскочил, и удар, предназначавшийся ему, пришелся другому. Пацан рухнул.

Мехля построил всех в четыре шеренги.

— Теперь будете петь. — И он отправился за воспитателем.

Избитым ребятам сейчас хотелось спеть другую песню.

Глазу показалось, что ребята затянули не строевую, а «Гимн малолеток»;

Что творится по тюрьмам советским,
Трудно, граждане, вам рассказать.
Как приходится нам, малолеткам.
Со слезами свой срок отбывать.

Но песня только чудилась. Глаз стоял в строю обкайфованный. Он поймал неплохой кайф, когда удар березовой палкой пришелся по груди.

Но вот пришел в себя. Оглядел комнату. Вспомнил, почему отрад стоит здесь. Глаз вертел головой, как бы чего-то выискивая, на самом деле взгляд ни на одном предмете не останавливался, а блуждал по стенам, по лозунгу «Мы строим коммунизм», по портрету Ленина. На портрете взгляд задержался. Ленин сосредоточенно смотрел на ребят: то ли он им сочувствует, то ли тоже требует спеть строевую отлично. Глазу вспомнилась другая песня. Сознание провалилось, и почудилось: ребята вдохновенно поют ее, с болью и мольбой гладя на портрет Ильича. Глаз заткнул уши — песня зазвучала тише, опустил руки — песня вновь полилась;

Как хороша вечерняя столица,
Как ярко светят в ней тысячи огней,
И поневоле сердце будет биться.
Когда увидишь старый Мавзолей.
Проснись, Ильич, взгляни на наше счастье,
И ты увидишь восемнадцатый партсъезд.
Как мы живем под игом самовластья
И сколько нами завоевано побед.
Проснись, Ильич, взгляни-ка ты на сцену.
В литературу тоже не забудь,
А за железные и мрачные кулисы
Родной Ильич, не вздумай заглянуть.
Здесь много крови, здесь страдают люди.
Здесь нет того, что ты нам завещал.
Здесь нет советских честных правосудий.
Здесь месть, штыки, насилье и разврат.
На наших шеях все Дворцы Советов,
На наших шеях армия и флот,
О нас не пишут ни в книгах, ни в газетах
И не хотят, чтоб знал о нас народ.
Но все равно народ о нас узнает.
Как расцветал социализм.
Как люди в тюрьмах кровью истекали
И проклинали советский коммунизм.
Ильич, Ильич, за что же ты боролся —
Чтоб бедный люд сгибался в три дуги.
За свой же хлеб слезами обливался
И целовал чекистам сапоги?
Чтоб он терпел насилья, пытки, муки.
Чтоб жизнь свою он ставил на туза.
Чтоб отрубал он собственные руки
И в двадцать лет выкалывал глаза…

Мехля вернулся с Карухиным.

— Рома сказал, что теперь будете петь, — добродушно сообщил воспитатель, — давайте попробуем. Приготовились — начали!

Отряд громко, быстро запел строевую. Глаз еле шевелил губами.

Сознание провалилось. В ушах звучали три песни сразу; одна — строевая, вторая — «Гимн малолеток» и третья — «Как хороша вечерняя столица».


Еще от автора Леонид Андреевич Габышев
Одлян, или Воздух свободы

У Габышева есть два дара - рассказчика и правды, один от природы, другой от человека.Его повествование - о зоне. Воздухом зоны вы начинаете дышать с первой страницы и с первых глав, посвященных еще вольному детству героя. Здесь все - зона, от рождения. Дед - крестьянин, отец - начальник милиции, внук - зек. Центр и сердце повести - колония для несовершеннолетних Одлян. Одлян - имя это станет нарицательным, я уверен. Это детские годы крестьянского внука, обретающего свободу в зоне, постигающего ее смысл, о котором слишком многие из нас, проживших на воле, и догадки не имеют.Важно и то, что время не удалено от нас, мы его еще хорошо помним.


Из зоны в зону

Роман «Из зоны в зону» продолжает тему «Одляна…».


Жорка Блаженный

Жорка Блаженный из одноименного дневника-исповеди предстает великомучеником социальной несправедливости: пройдя через психиатрическую больницу, он становится добычей развращенных девиц.


Рекомендуем почитать
Воскресное дежурство

Рассказ из журнала "Аврора" № 9 (1984)


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Поговорим о странностях любви

Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.


Искусство воскрешения

Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.


Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.