Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - [50]

Отец Глаза достал из сумки сушки.

— Не знал, что вам такое привозят. Ну ничего, в следующий раз привезу.

Глаз взял сушку, погрыз, а отец тихонько, чтоб никто не слышал, спросил:

— Бьют вас?

Глаз наклонился к нему.

— Да.

— Кто?

— Актив: роги, бугры. И воры тоже.

— За что?

— За все. Они никто не работают. Если что не так — получай.

— Начальство знает?

— Знает.

Отец снова достал платок. Тяжело было ему, бывшему начальнику милиции, слышать от сына, что того в колонии бьют.

Рядом с Глазом сидел вор. К нему на свиданку приехали и отец и мать. Навалили на стол всякой еды, а он к ней не притрагивается. Съел несколько шоколадных конфет, чтоб не обидеть родителей, и разговаривает.

— Здесь есть и роги и воры? — спросил отец.

— Рогов нет, а вор сидит рядом. Ты не смотри на него.

Родители вора предложили Глазу поесть.

— Наготовили для Саши, а он и не притрагивается. Тебе отец что-то одних сушек привез, — сказала мать вора.

— Да не знал я, что сюда все можно, — ответил за сына Алексей Яковлевич. — Первый раз на свидании.

— Ешь, мальчик, — ласково предложила мать вора, — ешь, не стесняйся.

Глаз посмотрел на вора. Тот, понимая, что Глаз к еде не прикоснется, тихо, беззлобно сказал:

— Ешь.

И Глаз стал есть.

Поев, сказал:

— Спасибо, — и, немного помолчав, тихонько проговорил: — Папа, ты не можешь встретиться с начальником колонии? Объясни ему, что ты бывший начальник милиции, пусть поможет освободиться досрочно.

— Нет, — подумав, сказал отец, — не буду с ним встречаться. Не буду его об этом просить.

— Ну хорошо, не хочешь просить, чтоб меня досрочно освободили, попроси, чтоб меня не прижимали. Он бросит запрет, и меня никто пальцем не тронет.

Отец опять подумал.

— Не хочу встречаться и говорить с начальником. Не найду с ним общего языка.

И отец с сыном заговорили о другом.

Два часа пролетело, и свиданка закончилась.

Когда родители ушли, воспитанников тщательно обыскали и запустили в зону.

Не успел Глаз появиться в отряде, как к нему подошел Мехля.

— Принес?

— У отца нет денег. Мало получает. Он мне из еды одни сушки привез. Спроси у Ветерка, мы рядом сидели.

— Ладно, хорош мне гнать — «мало получает». Начну щас дуплить, так на следующий раз будет много получать. Пошел вон.

Многие воспитанники после свиданки активу деньги приносили. За такую услугу их меньше били, не брали в наряд в столовую. А кто регулярно таскал деньги, и помногу, таким вообще жилось легче. Давали поддержку. Но стоило хоть один раз не принести, их начинали морить: бросать в наряды, чаще ушибать.

Роги и воры хранили деньги на освобождение. У рога или вора зоны сумма доходила до тысячи.

О сушках Глаз и в отделении рассказал. Пусть на следующее свидание денег у него никто не просит.

8

Вечером, после работы, объявили общеколонийскую линейку. Несколько часов назад на работе было совершено преступление. Три новичка, прибывшие две недели назад, не смогли смириться с порядками в колонии и решили во что бы то ни стало вырваться из нее. Договорились между собой, что двое из них иглами, которыми сшивают диваны, нанесут несколько ран третьему. За это их раскрутят, добавят срок и увезут в другую колонию. А потерпевшего отправят в больничку. Он будет отдыхать на больничной койке, а они балдеть в тюрьме.

Спрятав под робу иглы, парни направились в туалет. Дождавшись, когда воспитанники вышли. Толя шмыгнул в туалет. Следом — Игорь и Михаил.

— Ну что, ребята, — сказал Толя, — не коните. Время дорого. Сюда могут прийти. Колите меня.

Игорь и Миша достали иглы. Такими иглами можно проткнуть человека насквозь. Оба парня за свою жизнь никого ножом не ударили. Сидели за воровство. Но теперь надо колоть друга. (Они подружились на этапе.)

Игорь, худощавый, высокий, стоял с иглой в руках и смотрел то на конец иглы, остро заточенный, то на Толю.

Не мог решиться. Не хватало духу и Мише. Он был коренастый, на целую голову ниже Игоря, и стоял на полшага дальше. Конец иглы опустил вниз, как пику, и глядел под ноги. Колоть Толю ему не хотелось. Но они договорились, и надо исполнить. Иначе с Одляна не вырваться. Жить им тогда до восемнадцати два года. А парням не хочется, чтоб им отбивали грудь, опускали почки…

Толя, щупленький, с родинкой на щеке, казался совсем ребенком. Ему недавно исполнилось пятнадцать. За две недели Одлян ему опостылел. Он согласен, он хочет этого, он сильно хочет, чтоб его искололи иглами. Да посильнее. Чтоб в больничке подольше поваляться. А в больничке ведь можно совершить какое-нибудь преступление, чтоб добавили срок и отправили в другую зону. А можно и себя порезать. Самому. Тогда в больничке оставят.

— Ну что вы стоите? Игорь, Миха, — колите! — Толя закрыл глаза, ожидая ударов.

Парни не могли решиться. Тогда Толя, открыв глаза, заорал на них:

— Да колите же вы, колите, чего ждете? Придет сейчас кто-нибудь!

Толя готов заплакать. Его не колют. Не видать ему больнички. Снова будут ушибать, заставлять шестерить, уговаривать, чтоб взял за щеку. А потом бить.

К туалету приблизились, громко разговаривая, воспитанники. Колоть надо сейчас, или все сорвется. Всех троих бросило в жар. Игорь, занеся руку для удара назад, какое-то мгновение задержал ее, слушая приближающиеся голоса, и с силой ударил иглой Толю в плечо. Толя даже не застонал, лишь покачнулся. Следом ударил Миша — в бок. Толя не закричал. Он рад, он до ужаса рад, что его наконец покололи. Игорь и Миша сделали еще по одному удару. Один пришелся в бок, второй чуть наискось, в живот. Толя так и не издал стона.