Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [99]

— Отец, — воскликнул он, — это я, твой сын, я вернулся домой после двадцати лет странствий. Но у нас нет времени для слез и стона. Мне нужно срочно сказать тебе важные новости. Я перебил банду кавалеров у нас во дворце. Я отомстил за обиды и прочие злодеяния.

— Если ты и впрямь мой сын Одиссей, вернувшийся домой, — сказал плачущий Лаэрт, — докажи это, чтобы я поверил.

Находчивый Одиссей был готов к испытанию.

— Для начала погляди на шрам, оставленный белым клыком кабана, когда я охотился на Парнасе. Вы с матерью послали меня к ее отцу Автолику, ибо тот, будучи в гостях на Итаке, обещал щедро одарить меня. И я могу перечислить все деревья, которые ты мне дал на этой садовой террасе. Я тогда был еще малышом, топал за тобой по саду, и выпрашивал все, что мои глаза видели. Мы пришли сюда, и ты назвал мне каждое дерево и сказал, как оно называется. Ты подарил мне тринадцать груш, десять яблонь, сорок смоковниц, и указал на пятьдесят рядов лоз, которые предназначались мне. Они созревали в разное время, и гроздья были в разных стадиях созревания, когда летняя пора склоняла их ветви.

При этих словах сына подкосились колени Лаэрта, и сердце его растаяло, потому что доказательство было бесспорным. Он бросился на шею любимому сыну, и добрый Одиссей прижал его, полуобморочного, к сердцу. А когда его сознание вернулось, Лаэрт сказал:

— Отец Зевес, есть еще боги на высоком Олимпе, коль кавалеры поплатились за свою безумную дерзость! Но я опасаюсь, что все силы Итаки атакуют нас, да еще и попросят о помощи в городах Кефаллении.

— Не бойся, — сказал его находчивый сын, — и не задумывайся об этом. Пошли лучше в усадьбу в саду, я послал туда Телемаха с пастухом и свинарем приготовить нам обед на скорую руку.

Они отправились в усадьбу, и встретили Телемаха и пастухов, щедро режущих мясо и смешивающих шипучее вино. Лорд Лаэрт пошел в баню, и его сицилийская домоправительница умыла его, умастила елеем и облачила в роскошную мантию. Афина прибавила ему роста и стати, и облагородила облик, так что он вышел из бани сияя, как бессмертный бог. Его сын не смог сдержать изумления:

— Отец, — сказал он, — какой-то бог сделал тебя выше и внушительнее!

— Клянусь Зевсом, Афиной и Аполлоном, — отвечал мудрый старец, — стал бы я таким, как в молодости, когда во главе кефалленцев я штурмовал крепость Нерикус на материковом мысу! Я бы восстал в боевой кольчуге, плечом к плечу с тобой во время вчерашней сечи во дворце и помог бы тебе разбить негодников. Клянусь, я бы положил их дюжинами и потешил твое сердце!

Пока они беседовали, прочие приготовили обед и уселись на стулья за стол. Вошел старик Долий со своими сыновьями, утомившимися после тяжелой работы. Их позвала мать, старая сицилианка, которая кормила их и заботилась с неизменной преданностью об их старом отце. Когда они увидели Одиссея и поняли, кто стоит перед ними, они замерли на месте от изумления. Одиссей дружелюбно пошутил:

— Старик, — сказал он, — садись обедать. А вы, молодые люди, перестаньте таращиться! Мы и так с трудом сдерживаемся, чтобы не навалиться на еду, ожидая вашего появления.

Долий кинулся к Одиссею с распростертыми объятиями, схватил его руку и поцеловал.

— Ты вернулся, дорогой хозяин, — воскликнул он восторженно, — сбылись наши мечты! Мы было отчаялись, но небеса возвратили тебя домой. Добро пожаловать под родной кров, и пусть боги осыплют тебя благословениями! Узнала ли мудрая королева Пенелопа о твоем возвращении? Или послать гонца с вестями во дворец?

— Она все знает, старик, — сказал Одиссей, — не беспокойся об этом.

Долий уселся на деревянное сидение, и его сыновья в свой черед окружили славного Одиссея, приветствовали и пожали руку. А затем и они уселись возле своего отца Долия.

Пока они обедали и толковали, по городу степным огнем пронесся слух о страшной смерти кавалеров. Со всех сторон, плача и стеная, люди стеклись к воротам Одиссеева дворца. Они унесли трупы, и погребли своих близких, а погибших пришельцев из-за моря положили на корабли и вверили морякам, чтобы те отвезли останки домой.

Неутешные граждане Итаки собрались в народном собрании, и когда все пришли, встал отягощенный горем Эвпейт, оплакавший своего сына Антиноя, первую жертву Одиссеева гнева. Слезы текли по его щекам.

— Друзья, — сказал он, — Одиссей оказался настоящим бичом ахейцев. Где доблестная дружина, что ушла с ним в поход? Все погибли, до одного человека, и наши суда потонули. А сейчас он вернулся и перебил весь цвет Кефаллении! Поспешим, пока он не удрал в Пилос или в священную Эллиду, святилище эпейцев. Схватим его, а то мы покроем себя неизгладимым позором. Наши имена станут зловонием в ноздрях потомков, если мы не отомстим убийцам наших сынов и братьев. Иначе мне жизнь не мила, лучше уж сейчас погибнуть и уйти к погибшим. Вперед, пока они не улизнули за море!

Его призыв и слезы вызвали жалость в сердцах ахейцев. Но тут появился Медонт. Он пришел, пробудившись, вместе с вдохновенным бардом из дворца Одиссея и встал посреди собрания. Все изумились, но мудрый Медонт объяснил им:

— Внемлите, граждане Итаки, лишь по воле бессмертных богов свершил Одиссей свое деяние. Я видел собственными глазами бессмертного бога в обличие Ментора, стоявшего одесную Одиссея. Бессмертный воодушевлял Одиссея в бой, а когда он сражался в зале, бог вселял панику в сердца кавалеров, и они падали грудами.