Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского - [6]

— Антиной, — сказал здравомыслящий Телемах, — я вынужден тебя разочаровать. Я охотно приму скипетр из рук Зевса. Думаешь, что горше нет судьбы? Я, напротив, считаю, что королем быть не худо, это прибавляет достатка и славы. Но раз могучий Одиссей погиб, власть на острове наверняка перейдет к одному из старых или молодых лордов, которыми кишит окруженная морем Итака. Я хочу быть хозяином своего дома и рабов, приведенных в полон победоносным Одиссеем из походов.

На этот раз ему отвечал Эвримах, сын Полиба:

— Телемах, в руках богов решение, кому править на Итаке. А ты правь своим домом и владей своим добром. Никто не захватит насильно твое имение, пока жив народ Итаки. Но поведай нам, дорогой Телемах, кто приходил к тебе в гости? Откуда он? Из какой страны и народа? Где его родина? Принес ли он вести о возвращении твоего отца, или приехал по своим делам? Он так неожиданно исчез, что мы не успели познакомиться, А жаль — он выглядел, как знатный лорд.

Осторожный Телемах успокоил его опасения:

— Эвримах, давно миновали надежды на возвращение моего отца. Я больше не верю вестям о его приближении, кто бы их ни принес, и в прорицателях мне нужды нет, хотя мать любит с ними советоваться. А мой гость — старый друг моего отца, родом из Тафоса. Он назвался Ментесом, сыном мудрого Анхиала и правителем тафийских мореплавателей.

Так ответил Телемах, но на деле он узнал бессмертную богиню.

До заката они предавались наслаждениям танцев и удовольствиям песней. Ночь застала их в разгаре веселья, но в конце концов они разошлись по своим домам и постелям. Погруженный в думы, Телемах удалился в свою спальню, просторную комнату с прекрасным двориком и видом на все стороны. Его проводила Эвриклея, освещая факелом путь. Верная и надежная Эвриклея была дочерью Опса, сына Певсенора. Король Лаэрт купил ее юной девушкой, и отдал за нее двадцать волов. Он почитал ее, как законную супругу, но, опасаясь гнева жены, не спал с ней. Эвриклея любила Телемаха больше, чем все женщины во дворце, потому что она вскормила его с младенчества. А сейчас она освещала путь Телемаху в его просторную спальню.

Телемах распахнул двери спальни и сел на лежанку. Он стянул с себя длинную обтягивающую тунику, а умелые руки Эвриклеи приняли ее, сложили и разгладили, а затем повесили на крючок у деревянной инкрустированной кровати. Эвриклея вышла, прикрыв дверь с серебряной ручкой и опустив ремнем засов. Телемах лежал всю ночь напролет под шерстяным одеялом и обдумывал планы поездки, предписанной Афиной Палладой.

Песнь II Народное собрание

Как только свежая розовоперстая Заря осветила Восток, любимый сын Одиссея оделся и встал. Он накинул перевязь с острым мечом на плечо и затянул прочные сандалии на быстрых ногах. Величественный, как бог, он вышел из опочивальни и немедленно велел зычным глашатаям созывать длинноволосых ахейцев в собрание. Герольды звонкими голосами созвали народ, и ахейцы немедленно последовали зову. Телемах выждал, пока все собрались, и, крепко сжимая бронзовое копье в руке, проложил себе дорогу сквозь толпу. За ним по пятам бежали два гончих пса. Афина одарила его таким очарованием, что все глядели на него с восхищением. Старцы подвинулись, когда он занял место своего отца.

Первым заговорил старый лорд Египтий, умудренный опытом и согбенный возрастом. Его любимый сын, мастер-копейщик Антифонт, отплыл с Одиссеем в обильную конями землю Трои. На самом деле Антифонт погиб — дикий Циклоп убил и съел его в сводчатом гроте третьим и последним из людей Одиссея. Три сына оставалось у Египтия: один из них, Эврином, сватался к Пенелопе, а два других помогали отцу в хозяйстве. Но он не мог позабыть Антифонта ни на минуту и оставался неутешен. В слезах по своему сгинувшему сыну Египтий встал и обратился к народу:

— Внемлите мне, сограждане. С тех пор, как отважный Одиссей ушел на войну, нас ни разу не собирали на совет. Кто же созвал нас, юноша или зрелый муж? Что за неотложность вынудила его? Может быть, он узнал, что приближается войско, и решил поделиться с нами вестями? Или у него другое дело, касающееся всеобщего благополучия? В любом случае он молодец, дай ему Зевес счастья и исполнения пожеланий!

Сын Одиссея обрадовался благоприятным словам. Желание излить душу подняло его с места и поставило посреди собрания. Герольд Певсенор, знаток церемонии, предоставил Телемаху слово, вложив в его руки ораторский жезл[8], и Телемах заговорил, обращаясь поначалу к старому Египтию:

— Досточтимый лорд, не долго придется искать того, кто собрал народ, Это я, у меня великое бедствие. Я ничего не слыхал о приближении войска, не собираюсь я обсуждать и общинные дела. Мою личную беду я выношу на совет. Двуглавое лихо поразило меня и мой дом. Я утратил благородного отца, он был королем для всех нас, но мне еще и любящим отцом, Это одна беда, а другая еще горше, ибо она угрожает разорить мой дом и лишить меня источников к существованию.

«Мою мать осаждают незваные соискатели ее руки, сыны ваших вождей. Им следовало бы придти к ее отцу, благородному Икарию, и попросить его отдать дочь тому, кому он сочтет нужным, достойнейшему среди них. Но от такой честной игры они увиливают, и вместо этого проводят все время в нашем дому, режут наших бычков, наших овец, наших откормленных коз. Они пируют и пьют наше пенистое вино, как воду, не задумываясь, за чей счет они пируют. Нет среди нас человека подобного Одиссею, который мог бы очистить наш дом от этой чумы. Мы не можем себя защитить, мы слишком слабы и необучены науке сражений. Была бы у меня сила, я бы бросился в бой, настолько далеко зашло это невыносимое положение дел, медленное и неумолимое разорение моего невинного дома.