Одиссея Хамида Сарымсакова - [11]

Шрифт
Интервал

Есть сведения, что Бальзак настолько проникался переживаниями своих героев, что...

В. Р. Сперва стань Бальзаком, а потом уж проникайся. И вообще этот француз мне не указ.

П-ль. А Александр Трифонович Твардовский — указ?

В. Р. Указ, даже с большой буквы — Указ. Классик советской поэзии. Каждая строчка его жизненной правдой дышит.

П-ль. Истинные твои слова. И вот Твардовский говорит устами погибшего воина:


Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте.

На левом.

При жестоком налете...

Фронт горел, не стихая,

Как на теле рубец.

Я убит и не знаю:

Наш ли Ржев наконец?..


В. Р. (После долгого безмолвствования). Стань сперва Твардовским, а потом уж того самого...

П-ль. Не могу, не умею им стать. Но если большой поэт позволяет себе такой художественный прием...

В. Р. Еще древние говорили: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». Слово «бык», замечу тебе в утешение, — это красивая гипербола. Я высказал свое мнение. Я всего лишь внутренний редактор. А у тебя будет еще вполне реальный, штатный редактор. А у редактора реального тоже есть свой внутренний редактор.

П-ль. Хорошо, я подумаю.

На этом и был закончен диалог. Я все-таки сумел превозмочь в себе внутреннего редактора-перестраховщика и решил продолжить беседы с моим героем. У меня для этого есть причины.

ГЛАВА IV. ТАМ, ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ЗЕМЛЯ

— Рассказывай дальше, Хамид.

— В июне сорок второго была сформирована Особая Морская авиагруппа (ОМАГ), в которую входили 28-й бомбардировочный, наш 29-й и два истребительных авиаполка — 20-й и 255-й. И тут произошло нечто такое, что не могло меня не ошеломить.

Лейтенант помолчал, собираясь с мыслями, и продолжал:

— Я летал постоянно с Вильчинским. Мы, как говорится, слетались. Но вот пришел приказ: ОМАГу перелететь на крайний Север, за Полярный круг, на аэродром Ваенга (ныне — Североморск) одно звено нашей эскадрильи временно откомандировали на юго-восточное побережье Кольского полуострова. Дело в том, что тогдашние наши союзники, англичане и американцы, отправляли в Мурманск и Архангельск морские конвои с вооружением, боеприпасами, взрывчаткой, другими необходимыми нам военными материалами. По сравнению с общими потребностями фронта поставки союзников были, конечно, мизерны. Но, как говорится, дорога ложка к обеду. А тут из-за попустительства британского адмиралтейства немецкие подводные лодки и торпедоносцы «Кондоры» (Фокке-Вульф-200) разгромили следовавший в советские северные порты морской конвой PQ-17. Большинство транспортов, брошенных на произвол судьбы военными кораблями союзников, были потоплены, и лишь несколько судов, уйдя от воздушных и подводных пиратов чуть ли не до Новой Земли, попытались затем пробиться в Белое море, в Архангельск.

Поэтому наше звено и направили на крохотный полевой аэродромчик. Мы охотились за подлодками, отгоняли «кондоров». Но все это было потом. А перед отлетом в Заполярье тогдашний командир ОМАГа полковник Семенов вызвал меня и сказал: «С Вильчинским полечу я. А ты ступай в экипаж Кобзаря». «Есть!» — отвечаю, как положено на флоте. Пе-2 Вильчинского стартовал и... сгинул. Так и осталось загадкой, что с ним произошло — потерял ориентировку в тумане и врезался в одну из многочисленных сопок, был сбит истребителями -«охотниками » врага или еще что...

Лейтенант умолк, задумался. Действительно, потрясение. Только что его боевые товарищи были живы, думали, мечтали, ждали писем из дома. И вот их нет, исчезли, словно никогда и не существовали!.. А ведь не прикажи командир ОМАГа пересесть на другой самолет, и он, Хамид, исчез бы, испарился!

— А почему приходилось тебе менять экипажи? — спросил я, все еще под впечатлением услышанного.

— Явление в авиации довольно обычное. То самолетов не хватает, то экипажей. Один заболел, кто-то вернулся из боевого вылета раненый. А иной раз не складывались отношения между командиром и штурманом. И это командование учитывало. Мне лично довелось летать с пятью пилотами. Трое из них — Вильчинский, Кобзарь, Маширов — погибли. Судьба Акулинина мне не известна.[3] А в П-й летал с Кобзарем. Классный был летчик. Экипажам нашего звена сказали: «Ваша задача — барражировать. Чтобы ни один корабль фрицы не потопили! Головами своими отвечаете».

— Это на Пе-2? — удивился я.

— Приказ мы выполнили. Корабли союзников благополучно провели через горло Белого моря. Разыскивали их в районе Новой Земли. Но близко не подлетали. Предупредили нас: команды «купцов» до того терроризированы гитлеровскими торпедоносцами, что открывают страшный зенитный огонь по любому самолету. Летали на пределе. По два часа двадцати минут в воздухе. А погода в Заполярье капризная. Вылетаешь, вроде ничего обстановка. Пятибалльная облачность, «окна» в облаках. Солнечные лучи в просветах меж облаками сверкают. А через полчаса вдруг туман ложится на море, дождевая туча разбухает или, что того хуже, этакая хмарь наползает, которую в просторечии мы «мурой» называли. А тут еще магнитные бури. Над морем, сами понимаете, особых ориентиров нет. Да и над самим Кольским полуостровом их не так уж много, особо заметных. Вначале я, начав изучать полетную карту, ничего понять не мог: что такое?.. То «Изба», то «Чум», потом опять «Изба», «Изба», «Чум»... А старожилы смеются: дескать, оторопь берет, думаешь, у составителей карты фантазии не хватило?


Еще от автора Олег Васильевич Сидельников
Нокаут

От Инклера, отсканировавшего эту книгу:Олег Сидельников «Нокаут» — советский ностальгический детектив. Всё по правилам: американский шпион, стиляга, усталый полковник, энергичный капитан. Прекрасные иллюстрации в духе времени (Художники Д.Синицкий и П.Леушин.). Ну и юмор, ведь книга посвящена Ильфу и Петрову, и Бендер там присутствует. Во сне, правда.


Приговор приведен в исполнение...

Роман-хроника «Приговор приведен в исполнение...» посвящен первым чекистам молодой Туркреспублики, их боевому содружеству с уголовным розыском в борьбе за становление и укрепление Советской власти в условиях бешеного натиска белогвардейской контрреволюции, феодально-буржуазной реакции, иностранных интервентов, происков империалистических разведок, а также разгула уголовной преступности, сомкнувшейся с контрреволюцией.


Чекисты рассказывают...

Чекисты Узбекистана… Люди разной судьбы, разных поколений, разных национальностей, самоотверженно, не жалея сил и жизни, вступали в схватку с врагами Родины. Об их замечательных делах рассказывает этот сборник.Рассчитан на широкий круг читателей.


Пора летних каникул

Роман «Пора летних каникул» (прежнее название «Трое у пулемета» рисует картину грозного и героического лета 1941-го года подвиг семнадцатилетних юношей, ставших солдатами.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.