Одиссея Гомера - [62]

Шрифт
Интервал

В воздухе запахло влагой. Гомер больше не бился током. Скарлетт едва ли не с радостью уступила ему место на диванчике. И только Вашти тоскливо сидела у окна, озирая ясный горизонт и залитые солнцем улицы. «И это все? — говорила ее поза. — Больше снега не будет?»

Глава 19

Дыра в небе

Горько рыдая, мы руки вздымали к родителю Зевсу,

Глядя на страшное дело, и что предпринять нам, не знали.

Гомер. Одиссея

Ранней осенью бывают в Нью-Йорке пронзительно красивые дни, наполненные ощущением ожидания осеннего очарования — увидеть их нужно уже потому, что они стоят тех денег и трудов, всей той беготни и суматохи, которых требует от вас сам уклад жизни Манхэттена. Листья еще не пожелтели, на улице еще не похолодало, но жара уже схлынула. Внезапно все вокруг обретает первозданную ясность, будто подступающая осень одним дыханием сдувает висящую над городом бурую промышленную дымку, особо заметную в пасмурные дни июля и августа, оставляя взамен ту кристальную прозрачность воздуха, какую когда-то и завещал Господь.

В один из таких дней, около восьми пятнадцати утра, моему взгляду предстала пустая миска из-под кошачьей еды, еще более пустой буфет и неожиданная дилемма. Обычно я если уж и кормлю своих кошек сухим кормом, то только класса «премиум». Я привыкла кормить их первоклассным сухим кормом (у Вашти обнаружилась аллергия, которую не вызывали, — что, впрочем, естественно, — разве что самые дорогие корма с жидкими добавками от тех же производителей). Верно было и то, что более дорогая влажная пища не вызывала у Гомера газов. Случалось, я давала кошкам самый дешевый кошачий корм. Надо признать, они набрасывались на него с жадностью неразумного дитяти, предпочитающего «Макдональдс» самой вкусной и здоровой маминой кухне. Но под рукой не оказалось ничего, даже банки с тунцом, которая могла бы стать достойной — и приятной! — заменой полноценному завтраку.

Пожалуй, я могла бы выскочить в гастроном на другой стороне улицы и наполнить кошачьи миски за каких-нибудь пять-десять минут, прежде чем отправиться на работу. Пусть там и не продавали именно тот корм, который я определила для себя как годный для всех, тем не менее можно было подобрать упаковку корма достаточно неплохого, чтобы не расстроить чувствительную пищеварительную систему Вашти и позволить нам продержаться денек-другой.

С другой стороны, можно было дождаться обеденного перерыва, пробежаться до зоомагазина неподалеку от Бродвея, купить очень хороший корм и смотаться домой с уже готовым первоклассным обедом. Мой офис находился всего в квартале от дома и в трех кварталах от зоомагазина, поэтому к этому трюку мне приходилось прибегать довольно часто. Живя так близко от офиса, я и мысли не могла допустить о том, чтобы опоздать хотя бы на пять минут, зная, что, если не зайду в офис ровно в девять часов, оправдания мне не будет. Вот почему среди недели в обеденный перерыв я обычно совершала пробежку, заскакивая в магазин и домой. Меня это нисколько не тяготило, напротив — мне даже нравилось навестить своих кошек в середине дня. Как-никак, то была, наверное, единственная бесплатная роскошь, которой баловал меня Нью-Йорк, а для кошек, в особенности для Гомера, мои внезапные появления средь бела дня были сродни неожиданному празднику.

Решающим аргументом, склонившим чашу весов в пользу первого варианта, была пустота, полная пустота в кошачьих мисках. Бывало, я уходила на работу, оставляя в мисках совсем немного еды, но они никогда не были пустыми. Вашти села у своей миски и жалобно пискнула, бросив на меня красноречивый взгляд. Даже не понимая кошачьего языка, можно было догадаться, что к чему. «Совсем без еды? — казалось, спрашивала она. — Ты уйдешь и оставишь нас совсем без еды?!» Сетуя на свою непредусмотрительность: почему я не закупила все необходимое еще на выходных (кроме всего прочего, уже подходил к концу и наполнитель для кошачьих туалетов), я схватила сумочку и выбежала на улицу.

Окна нашего дома как раз выходили на «пограничную» улицу финансового района. Она была одной из старейших в Нью-Йорке и такой узкой, что я могла перескочить ее за каких-нибудь пять шагов. У кассы выстроилась длинная очередь, как и всегда по утрам, когда те, кто работает с девяти до пяти, набрасывались на свой кофе, словно то был единственный глоток «сладкой жизни», который мог перепасть им за весь день. Но очередь двигалась быстро, и я обернулась за каких-нибудь пятнадцать минут.

Едва я опустошила банку корма в миску, у которой полукругом уже выстроились три изголодавшиеся, пускающие слюни кошки, как раздался чудовищной силы приглушенный рокот. Он ощущался подобно звуку динамика с включенными на полную мощность басами. Здание вздрогнуло, и я выплеснула какую-то часть корма из миски на пол. Скарлетт и Вашти метнулись под кровать, будто кто-то невидимый рванул цепь, которая и затащила их туда. Гомер, щетинясь, выгнул спину и встал передо мной, фыркая носом и прядая ушами: какой бы ни была угроза, он зашипел на нее, гневно предупреждая: «Держись подальше, держись подальше от нас», — означало его шипение.


Еще от автора Гвен Купер
Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки

Меньше всего Гвен Купер хотела кота. С ее заурядной работой и недавно разбитым сердцем. Но встреча с брошенным трехнедельным слепым котенком, которого Гвен назвала Гомером, переросла в любовь с первого взгляда. Гомер преподал ей самый ценный урок: любовь — это не то, что вы видите своими глазами. Благодаря слепому котенку Гвен изменила свою жизнь и обрела счастье.


История одной кошки

Зеленоглазая пушистая Пруденс — все, что осталось у Лауры от матери… Семейная жизнь не ладится, и мамина питомица становится для девушки воплощением любви и надежды. А когда с ней случается беда, Лаура и ее муж бросают все, чтобы спасти кошку… и спасают свою любовь. Так маленький пушистый клубочек помогает людям растопить лед в своих сердцах.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.