Одиссея Гомера - [44]

Иногда я забавлялась, представляя себе разговоры мух, наблюдавших за тем, как их товарку постиг бесславный конец и она пала жертвой слепого кота. Мне подобный диалог виделся примерно таким:

Первая муха: Ты слышала, Клару поймал безглазый кот? Как она не углядела? А у самой-то, небось, не одна сотня глаз!

Вторая муха: Ну что тут скажешь? Вот и дура она. Была. Эта ваша Клара.

Взяв на себя обязанности нашего домашнего егеря, Гомер следил не только за мухами. Он доказал, что одинаково хорошо справляется со всей живностью: с муравьями (они оказались такой легкой добычей, что это было почти оскорбительно), москитами и прочей мошкарой.

А потом появились тараканы. Сейчас я живу в Нью-Йорке и видела, что здесь называют «тараканами». Они не идут ни в какое сравнение с южными «плохими парнями», такими огромными, что их можно было седлать и отправляться верхом на дерби в Кентукки. Двенадцатый этаж означал, что полномасштабное нашествие нам не угрожает. Но отдельные лазутчики (здесь их называют «пальметто») были крупнее прочих и к тому же умели летать. Проникнув в нашу квартиру, они вскоре сами пожалели об этом своем умении. Если успели.

Каким бы проворством ни отличались тараканы, за мухами им было не угнаться. За мухами мог угнаться Гомер. Но у тараканов было преимущество. В отличие от мух, которые волей-неволей возвещали о своем прибытии, эти насекомые действовали бесшумно. По крайней мере, так казалось мне. Но слух Гомера гораздо острее моего. Острее даже, чем у Скарлетт или у Вашти, в чем я смогла убедиться — и даже неоднократно.

Какими бы быстрыми ни были тараканы, им было не сравниться с мухами, которых Гомер отлавливал с завидной регулярностью. Не раз я наблюдала, как Гомер водит головой, прислушиваясь к чему-то, чего я не слышала. Потом он срывался с места к какой-то точке, и именно оттуда выползал таракан.

Гомер имел обыкновение съедать свою добычу. Исключение составляли только тараканы — их он приберегал для меня. Две недели подряд шли особенно сильные дожди, и не проходило ни дня, чтобы утром я не просыпалась с двумя или тремя мертвыми тараканами, аккуратно сложенными у кровати.

Стоило Гомеру услышать, как я пошевелилась, он тут же спрыгивал с кровати и, подойдя к кучке дохлых тараканов, принимался призывно мяукать (с его стороны нелогично было бы думать, будто я без посторонней помощи смогу найти не издающих ни звука насекомых). «Мамочка, посмотри! Посмотри, что я тебе принес! Они тебе нравятся? Нравятся?»

— Спасибо, Гомер, — неизменно благодарила я, радуясь, что он не мог видеть отвращение, написанное на моем лице. — Ты очень заботливый котенок. Маме нравятся ее новые тараканы.

Гомер выпускал коготки на передних лапках и цеплялся за мои ноги в надежде, что я поглажу и приголублю его, что я и делала — щедро и с удовольствием.

Теперь, когда у меня была собственная квартира, ко мне частенько захаживали друзья. Гомер всегда здоровался с ними с вежливым интересом, но никогда не давал спуску шестиногим вторженцам.

— Ничего себе! — говорили все, впервые увидев, как Гомер ловит в воздухе муху футах в пяти над полом. — Он же слепой!

— Только ему не говорите, — отвечала я. — Думаю, он об этом и не догадывается.

— Он похож на мистера Мияги из «Парня-каратиста», способного поймать муху с помощью палочек для еды, — как-то заявил мой друг Тони. — Эх, хотел бы я, чтобы у меня была целая коробка с мухами и тараканами — я бы тогда выпускал насекомых по одному, а Гомер ловил бы их.

Я содрогнулась от отвращения, представив себе эту картину.

— Я несказанно рада, что такой коробочки у тебя нет.

Тем не менее это была не самая большая добыча Гомера. Ему еще предстояло ее поймать.

Глава 14 Mucho Gato

Злое не в прок. Над проворством здесь медленность верх одержала.

Гомер. Одиссея

На дворе стояла удушливо жаркая июльская ночь, когда я в испуге проснулась в четыре часа от незнакомого звука.

Звук напоминал кошачье рычание, но из моих кошек рычать умела одна лишь Скарлетт. И это была не она. Как не могла это быть и Вашти. Вашти, столь вежливая и застенчивая, что ее «мяу» было больше похоже на жалобный писк, Вашти, которая никогда ни на кого не рычала.

Оставался Гомер.

Уже одно то, что Гомер рычал — Гомер, который мог быть весел и беспечен, но никогда угрюм или ворчлив, — было нехорошим знаком. Я испугалась и прищурилась, пытаясь разглядеть его в темноте.

Сквозь жалюзи с улицы пробивался слабый свет, но черного безглазого Гомера невозможно было разглядеть. Чувствуя, что он где-то поблизости, я села в кровати и потянулась к выключателю торшера.

Первое, что бросилось мне в глаза, был и впрямь Гомер — он стоял посреди кровати, напыжившись до размеров втрое больше обычного. Спину он выгнул дугой, каждая шерстинка на его теле вздыбилась, хвост торчал, распушенный, словно щетка трубочиста. Кот стоял на кровати, широко расставив все четыре лапы, и, хотя голова была опущена до самой простыни, его уши были в положении «внимание». Гомер медленно поводил головой из стороны в сторону с рассчитанной точностью тарелки-локатора. Коготки были выпущены, причем выпущены дальше, чем я когда-либо видела, и даже дальше, чем, как я думала, их можно выпустить вообще. Он продолжал издавать низкий непрерывный звук, который не столько предупреждал о нападении, сколько сам являлся нападением как таковым.