Одиссея генерала Яхонтова - [97]

Даллесу не удалось самому стать миллиардером. Но он стал весьма и весьма квалифицированным — и очень хорошо оплачиваемым — слугой миллиардерского клана Рокфеллеров. Формально считается, что в тридцатые — сороковые годы Даллес в своей адвокатской конторе «Салливен энд Кромвел» на Уолл-стрите занимался бизнесом. Вздор все это, думал Яхонтов, политикой он занимался всю жизнь. Даллес стоял на страже рокфеллеровских интересов, а Рокфеллеры делали бизнес с нацистами. Даллес помогал им в этом, помогал всем дельцам, сотрудничавшим с рейхом. После начала войны он спасал от конфискации предприятия германских концернов в США. Во имя чего так действовал Даллес? Во имя будущего, в котором ему грезилось объединение всех капиталистических стран для разгрома ненавистной Советской России. Даллес был связан со своим «собратом» германским — крупным нацистским юристом Алоизом Герхардом Вестриком. Как Даллес в США, так Вестрик в третьем рейхе трудился на ниве укрепления связей немецкого и американского бизнеса, во время войны спасал от конфискации американские предприятия. Яхонтов хорошо помнил скандальный визит Вестрика в Нью-Йорк летом 1940 года. В Европе уже шла война. А в самой шикарной гостинице Нью-Йорка, в «Уолдорф Астории» Вестрик собрал видных представителей германского и американского бизнеса. Пили шампанское за падение Парижа, за только что свершившийся разгром Франции.

Вскоре из гостиницы, пусть и «самой шикарной в мире», как гласит реклама, нацистский посланец предпочел перебраться в укромный дом в пригороде, где, не привлекая излишнего внимания, кое-кто кое с кем встречался. Водил дружбу с Вестриком и Билл Донован. Чего тут удивительного? Удивляться, скорее, надо тому, что правительство почувствовало неприличие ситуации. Власти организовали в газетах нужный шум, и германский посол предложил неудобному гостю отправиться восвояси. Но еще до этого шума «Нью-Йорк таймс» опубликовала пространное интервью с Вестриком, в котором нацист изложил любопытнейшую программу. Он обрисовал путь к «вечному миру», для чего, по его мнению, мировая экономика должна подчиниться триумвирату: Уолл-стрит, германский — Рейхсбанк, и банк Японии. Вот с кем водил дружбу Даллес, слуга Рокфеллеров…

Виктор Александрович еще вспомнит все это в семидесятых годах, когда по инициативе Рокфеллера была создана Трехсторонняя комиссия (три «центра силы»— США, Западная Европа и Япония). В комиссии активно подвизался новый слуга рокфеллеровского клана — ярый антисоветчик и патологический русофоб Збигнев Бжезинский, будущий влиятельный помощник президента по национальной безопасности. И сам будущий президент Джимми Картер. Идея сей комиссии была все той же.

Подумал Яхонтов и о том, что, в сущности, Вестрик дурачил своих собеседников. Тайная, высшая цель у него и у его фюрера была иная — мировое господство. Ну, а Даллес говорил, что некоторые нации, можно сказать, рождены для власти, другие достигают ее или пытаются сделать это, но только о Соединенных Штатах будет справедливым заявить, что власть возложена на них. Тоже — мечта о мировом господстве. И основное препятствие на этом пути — СССР. Позиция Даллеса тревожила многих. Журнал «Лук» писал (Яхонтов использовал эту цитату в своих лекциях и хорошо ее помнил): «Со времени Гитлера ни одного иностранца не презирали и не ненавидели в Англии в такой степени, как государственного секретаря Джона Фостера Даллеса». Это, господа, не в СССР — в Англии, это не «Руский голос» писал, а «Лук».

На следующий день, случайно оказавшись рядом (друзья подвозили его на машине), Виктор Александрович зашел в свой клуб на Пятой авеню, где почти уже не бывал. Его окликнули старые знакомцы — удалившиеся от дел богатые бизнесмены братья-близнецы, которых все звали, сливая два имени в одно, Джим-и-Джесс. Яхонтов подсел к ним.

— Давно вас не видно, генерал, — любезно сказал Джим. — Вы чем-то расстроены?

Неожиданно для себя Яхонтов рассказал им о смерти друга, о траурном митинге памяти Крынкина, хотя, конечно, здесь это было в общем-то неуместно. Но братья слушали его внимательно. А потом Джесс, раскурив сигару, заговорил, тщательно подбирая слова:

— Поймите меня правильно, генерал. Я не маккартист, я человек широких взглядов, скорее даже либерал, Но согласитесь, вся эта ваша деятельность последних лет, после того как вы ушли из ООН, выглядит как-то… странно. Знаете, кое-кто поговаривает…

— Кое у кого создается впечатление, — пришел ему на выручку брат, — чтовсеэтн ваши увлечения… Против русских я лично ничего не имею… Но в наше время это выглядит, некоторые поговаривают, что ваша газета и ваш Арров-парк это ну не то чтобы пятая колонна красных, ну, скажем, не вполне патриотичные, не вполне американские… Что-то роют, копают…

Яхонтов печально взглянул на собеседников, позве пел льдинками в стакане со своим неизменным апельсиновым соком:

— Разговор, я вижу, серьезный. Я тоже буду откровенным. Все наоборот, господа. Я убежден, что люди, о которых вы говорите (и которых, кстати, не знаете) — подлинные патриоты Америки. Да, они роют и копают — пути к миру, к нормальным, к хорошим отношениям с Россией. При атомных и водородных бомбах, при баллистических ракетах война немыслима. Гибель или дружба с Россией — вот альтернатива. У нас много пишут о величии Америки, о ее уникальности. Я согласен. Наша страна — великая страна. А ее уникальность я вижу в том, что мы — страна иммигрантов. Через таких, как я, Америка будто пуповиной связана с Россией, через других — с Японией, с Норвегией, с Мексикой. Что плохого, если русские американцы примутся налаживать американо-советскую дружбу, шведские — со Швецией, ну и так далее. Вы можете сказать, что наши высокие официальные лица вплоть до президента бывают в подобных ассоциациях: американо-шведской, американоитальянской, американо-португальской… Ну, а если речь идет о народах не Запада, а Востока? Что же, бывает, что власти почтут присутствием американо-польскую или украинскую организацию. Но будьте уверены — это организации, враждебные правительствам Польши или СССР. А вот если бы — это моя мечта — президент патронировал организации русских или украинцев, но не диссидентские, а лояльные к родине отцов — это было бы великолепно. Это было бы на пользу и Америке, и России, и всему миру. Если это будет в нашей многонациональной стране, Америка воистину станет сердцем мира!