Одиссея генерала Яхонтова - [33]

Предрассветная тьма

Хотя все грызлись между собой, тем не менее пражская белоэмиграция проявила поразительное единство, когда Мальвина Витольдовна Яхонтова организовала благотворительный концерт в пользу голодающих в России. Не пришел никто. Грустно смотрели в пустой зал Яхонтовы и писатель E. Н. Чириков, который откликнулся на их просьбу прочитать на концерте что-нибудь из своих произведений. По всему было видно, что бойкот организован, и организован четко.

— Поразительно, — возмущалась Мальвина Витольдовна, — они думают, что совершают политическую акцию против большевиков. Но ведь нет! Они отказываются протянуть кусок хлеба голодающей матери. Да, господа, своей матери — России! Боже мой, что случилось с людьми? Почему так ожесточились их сердца? Из-за революции?

— Революция произошла потому, что ожесточились сердца, — грустно сказал Евгений Николаевич.

Это была основная его мысль тех лет. Чириков выводил исторические потрясения, свидетелем которых он стал, не из социально-экономических, а из психологических, вернее, психопатологических причин. Скользя по поверхности событий, он считал, что в их основе лежит чрезмерная возбудимость народа, склонность к садизму и т. д. Эти мысли он уже успел изложить в книге «Народ и революция», изданной в Ростове-на-Дону в 1919 году, «при Деникине». Эту книгу с интересом прочел Ленин и размашисто написал на обложке черным карандашом: «Особая полка: «белогвардейская литература». Именно с этого томика началось ленинское собрание белоэмигрантской литературы, которую Владимир Ильич называл зеркалом идейной жизни по ту сторону баррикады. Чириков, умерший в эмиграции в 1932 году, так и не узнал об этом факте, а Яхонтов, прочитав об этом много лет спустя, живо вспомнил несостоявшийся благотворительный концерт в Праге и горькие сетования писателя на пороки человеческой натуры. И еще, подумал тогда Яхонтов, что, несмотря на свой пессимизм и горькие упреки в адрес русских людей, Чириков все же откликнулся на призыв помочь им, тем самым русским людям. А вот либеральные господа, которые распинались на всех эмигрантских перекрестках о своей любви к Отечеству, отказались прийти и отдать всего лишь несколько крон за билет на благотворительный концерт.

В Поволжье тем временем вымирали целые деревни. Виктор Александрович еще не знал, что в то самое время в России умерла от голода его родная сестра. Он многого не знал тогда, потому что в его окружении вести из Советской России подвергались чудовищным искажениям. Он не знал, как организовала партия большевиков, Советская власть борьбу с голодом. Не знал, что, приветствуя честную помощь, откуда бы она ни исходила, большевистское правительство отказалось хоть в малейшей степени поступиться суверенитетом государства. Что именно этого отчаянно домогался «великий благотворитель» Герберт Гувер, будущий президент США, который, кроме классовой, питал к большевикам и острую личную ненависть: он потерял в России весьма значительную собственность. Не знал Яхонтов, что миссию «помощи» в Москве возглавляет американский шпион полковник Хаскел, что его персонал в значительной степени состоит из шпионов, что они пытаются установить связи с контрреволюционным подпольем в Советской России. И что чекисты под руководством Дзержинского, Менжинского, Артузова, Уншлихта, именами которых в белоэмигрантских семьях пугали детей, отчаянно борются с этим. Борются и побеждают. И победили.

А когда победили, Яхонтов испытал это на себе, потому что, поняв, что и продовольственным оружием большевиков не одолеть и воли им своей не навязать, американцы решили закрыть издательство в Праге. Путь его продукции в Советскую Россию пробить не удалось. И вот снова прибыл в Прагу мистер Хиббард, с которым Яхонтов начинал дело. С ним он его и завершил.

Надо было решать, что делать дальше. Бойкот концерта в пользу голодающих очень сильно повлиял на Яхонтовых. Внутренне они фактически отрезали себя от белой эмиграции. Оставаться в Праге они не хотели. Друзья (о которых еще пойдет речь) могли бы им помочь устроиться в Париже, но перебираться в столицу белой эмиграции Яхонтов ни в коем случае не желал.

Ах, как, оказывается, он ошибался в 1919 году, когда полагал, что дорога в Петроград лежит через Омск и что пути домой нет из-за немилости Колчака. Кости «верховного правителя» уже давно гниют где-то под Иркутском, а пути все нет. Почему? Пятнадцать лет спустя он так рассказывал о том времени: «У меня больше не было иллюзий насчет возвращения домой в Россию. Было очевидно, что там установился новый режим, и я не был убежден, что это такой режим, который я мог бы одобрить. Но, по крайней мере, у меня накопилось достаточно сведений, чтобы не думать об этом режиме с презрением. В то же время у меня не было желания возвращаться, пока он у власти. Так постепенно в моем сознании выкристаллизовывалась мысль о том, что я потерял Родину и должен остаться за границей».

И снова Яхонтовы плывут в Америку. На этот раз — через Атлантику. Так же мерно катятся океанские волны, так же безупречен сервис на лайнере, так же беззаботны американцы, преобладающие среди пассажиров. А у Виктора Александровича тяжко на сердце. Сколько надежд не сбылось, сколько планов рухнуло, сколько иллюзий испарилось за те, считай, пять уже лет, прошедших с тех пор, как направлялся он в Америку из Японии. Как наивен он был, поспешая в Вашингтон предложить Антанте свою шпагу. Как он ошибался, думая, что через год-полтора вернется в Россию, которая в конце концов пойдет по умеренному демократическому курсу, избавившись от правых и левых радикалов с их крайностями. Как верил он апостолам золотой середины. Тому же Авксентьеву. Лидер Предпарламента стал главой уфимской, потом омской Директории, был выброшен в Китай Колчаком, а теперь… А теперь по-прежнему «председательствует на Фонтанке». Так Яхонтов с иронией называл парижскую рю де Помп, где Николай Дмитриевич все говорил и говорил в «Русском политическом совещании», все цеплялся за иллюзию своего политического лидерства.