«Одиссей» за 1996 год - [40]

Отметим, что при этом до определенной степени снимаются ограничения теоремы Гёделя (дурная бесконечность внешних оснований формально-логических систем) и теории Куайна (неадекватность "радикального перевода"). Ведь они касаются прежде всего ситуации формального, внеличностно, чисто познавательно (а не экзистенциально) ориентированного знания, в котором всегда остается стремление к сохранению "алиби" исследователя. Бахтин описывает совершенно иную ситуацию, при которой наличие ответственной личности наблюдателя, его "не-алиби", вопервых, не допускает нагромождения все новых оснований для генерализации (пределом является "должная установка" личности) и, во-вторых, предотвращает ситуацию "радикального перевода" (из-за определенной уже отбором изучаемого материала внутренней родственности познающего и познаваемого). По моему мнению, только в последнем случае и возможен действительный субъект-субъектный диалог в истории.

Основаниями концепции М. Бахтина были как западная, так и русская философская традиция. Отечественные философы XIX-начала XX вв. от И. В. Киреевского до С. Л. Франка успешно развивали гносеологические идеи "живознания", подразумевавшие единство процесса познания и жизни, рационального знания и веры (личной убежденности, установки), единение субъекта и объекта познания, основанное на их онтологическом и гносеологическом родстве. Эти идеи активно используются для построения теоретической модели современной науки. Они оказываются особенно актуальными в период компьютеризации научного знания. На это указывает, в частности, М. А. Сиверцев, который находит стабилизирующий элемент обобщающего знания в традиции священнокнижия . Но внешняя зафиксированность предмета веры, которая характерна для священнокнижия, оставляет, на мой взгляд, мало места для личного самоопределения и ответственности, на которые делает упор Бахтин.

Выход из познавательного тупика лежит близко, но несколько в ином направлении - в свободном, стимулируемом системой образования выявлении историком своей естественной ("конечной", по Веберу, а не преходящей) жизненной установки, слиянии исторического образования и личностного развития.

Попутно устраняется главная угроза постмодернизма - деперсонализация. Поиск Иного для игровой смены масок сменяется личностно

78 Hcropuk в nouckax метода

нацеленным поиском жизненно важного Иного, раскрывающего в истории скрытые особенности, потенции и реализованные потребности собственного "я" исследователя. Игровая или формально-познавательная ориентация сменяется экзистенциальной. Устраняется характерная для постмодернизма ситуация "колониализма наоборот", когда одна форма зависимости от Иного ("черные лица - белые маски" Ф. Фанона) заменяется другой, связанной с модой на экзотику, но на деле столь же отчуждающей и деперсонализирующей (белые лица - желтые, черные, лубочно-русские и т. п. маски). Возникает основа для диалога культур (европейской и неевропейских, городской и сельской и т. п.), для использования рационалистической европейской традиции при самопознании других культур. Иное, поглощаемое как "свое", не противостоит тотальности личности (а значит, и тотальности истории), а находит в ней свое место.

Подчеркну, что субъектом такого рода познания является не рисменовский, извне-направляемый индивид, а скорее человек идеалов и убеждений, более близкий русской философской традиции. Недаром знаток и почитатель идеи "живознания" американский философ К. Гарднер недавно попытался "перевернуть" схему Рисмена, представив именно выявленный последним тип личности как "устаревший". Гарднеровский человек "сам решает, что взять и что отвергнуть в историческом времени", обретает свободу и ответственность в соотнесении себя с историей "".

Фиксирование "естественной установки" требует волевого усилия, что в принципе отделяет эту стратегию от постмодернистских манифестов М. Фуко и Ж. Деррида. Но воля историка при этом не выступает в качестве внешней силы. Напротив, это воля человека к самоутверждению и саморазвитию. Эта воля не навязывает единого образа истории, который может служить инструментом власти. В данном случае воля исследователя - основа дифференциации образов исторического мира. Но возникающие целостные образы выступают не как противостоящие друг другу (это можно видеть на примере "гендерной" истории или истории цивилизаций). Они взаимно дополняют друг друга, являясь элементами более широкой и общей картины истории. О продуктивности их взаимодействия писал еще Ф. Бродель, который видел необходимые предпосылки своей "тотальной" истории в истории мира, написанной историками разных регионов со свойственных только им точек зрения ". Эти образы выступают одновременно в качестве альтернативных проектов возможного будущего человечества. В их стремлении к самовоплощению, подтверждению своей общезначимости можно видеть доказательство органичности, жизненности потребности человека в целостном видении истории, основанном на личной установке.

Не случайно, что структурализм К. Леви-Строса, давший импульс изучению ментальных структур прошлого, называли "романтическим позитивизмом". См.: ОсаченкоЮ.С, Дмитриева Л.В. Введение в философию мифа. М" 1994. С. 95.