Одиссей, сын Лаэрта. Человек Космоса - [114]
Киваю в ответ. Требуется. Жажду, черный кобель, отмыться добела. А вина мне Толстячок неразбавленного подсунул. Упоить собрался. Задремлю спьяну, они мне, ясновидцу, глазки-то и повыкалывают.
— Вот и славно. Тебе очищение, нам — волю богов из твоих уст. Сам видишь: люди в зале собрались уважаемые, известные. Любой тебя с радостью от скверны очистит. Кстати, тебе ведь в Аргос все равно пути нет?
Снова киваю. Как бы башка не отвалилась.
От пущего согласия.
— Здесь останешься! У нас свой жертвогадатель есть, только он дурак дураком! Ерунду вещает, даже слушать противно!
Богатей машет рукой в угол, где сидит рыхлый коротышка в темном плаще. Услыхав, что речь о нем, коротышка давится вином. Икает, булькает горлом; спешно утирается краем плаща.
По залу катится судорога смеха.
— Сам видишь, Феоклимен: с этого взятки гладки. А ты — другое дело. Ты человек полезный. Ну что, по рукам?
— Итак, я вам предсказываю будущее, а взамен меня очищают от скверны. И звание общественного проксена. Я правильно понял?
— Люблю деловых людей! — весело хлопает себя по бедру Богатей. — Воистину так, зоркий Феоклимен!
— И что же вы хотите знать, богоравные господа мои?
Недоброе, пьяное веселье пузырьками щекочется в носу. Ох, пойду пророчить, мало не покажется! А завтра с удовольствием взгляну на их лица, когда выгоню взашей из своего дома.
— Мы хотим ясности. Пока жив хоть один мужчина из Аркесиадов… А если: ни один?! Если все в Аиде?! Тогда как?
— Говорю ж вам, уважаемые: мне бы у птичек спросить. У стервятников, например. Вопросики у вас! Старик Лаэрт вроде бы живой пока, и юный Телемах…
— Заткни пасть! — зло бросает молчавший до сих пор Красавчик. — Вопросы здесь задаем мы. Твое дело: отвечать. Понял, гадатель?
— Понял, красивый. Вы задаете вопросы, а я их убиваю.
— Что?!
— Я хотел сказать: отвечаю. Только у Судьбы на всякий вопрос много ответов, а значит — ни одного.
— Эй, прорицатель, давай по-простому, — кричит кто-то от очага. — Кого изберет в мужья Пенелопа?!
Этот вопрос можно убивать без раздумий:
— Басилисса уже выбрала. Давно.
Ха! Как они сразу заозирались по сторонам, подозрительно косясь друг на друга!
— Темнишь, ясновидец, — раздраженно ворчит Богатей. — Все вы, пророки, такие. Насмотрелся я на вашего брата, наслушался. Ладно, тогда…
— Я его сам спрошу, — цедит Красавчик, нависая надо мной. — Не строй из себя болвана, пророк. Род Аркесия на двух волосках висит. Старик да младенец. Цена тем волоскам: плюнуть и растереть. Ты спроси богов: как оно, а? Знамение бы. И спрашивай с усердием, если выгоду свою видишь…
Наверное, меня должен был обуять гнев. Косматый, страшный. Всякому милосердию есть предел… Странно: гнева не было. Косматого, страшного; никакого. Наверное, я навсегда разминулся с ненавистью. Ничтожества. Земляные черви. Недостойные даже медной подошвы сандалии. Впрочем, не один гнев бежал меня. Отхлынуло море любви, песок скуки просеялся сквозь мелкое сито, и молчал повзрослевший ребенок у предела, где заканчивалось милосердие.
Я тоже молчал. В мегароне царила душная тишина. Лишь треск чадящих факелов на стенах, да чье-то сиплое, с присвистом дыхание.
Не хочу убивать вас. Даже сейчас.
Противно.
— Опомнитесь, слепцы! Разве вы — захватчики, что пришли в дом и теперь жаждете крови его хозяев?! Вы готовы разорвать живьем юношу и старика, вонзить в них клыки и когти — разве так поступают люди?! Или вы звери, что собрались драться из-за самки?..
Сейчас я уже не могу вспомнить всех своих слов, хотя это случилось позавчера. Но речь моя прервалась: мегарон обратился в скопище безумцев! Женихи повскакивали с мест, опрокидывая скамьи, глаза их налились кровью, из глоток исторгся хриплый смех, больше похожий на рычание львов. Кто-то судорожно лакал вино прямо из широкогорлого кратера, кто-то ползал меж столами на четвереньках, кусая других за ноги, а Красавчик с Богатеем, жадно урча, набросились на сырое мясо: рвать ногтями и зубами.
Обо мне забыли. Наверное, я мог бы спокойно уйти.
— Опомнитесь! Вы же люди! Люди!!!
И все прекратилось. Они поднимались, отирая бороды, не замечая мерзких пятен на одежде. Один за другим оборачивались ко мне.
— Мы ждем, гадатель, — сплевывает багровую слюну Красавчик.
Почему я до сих пор не назвал ни одного из вас по имени?! Только клички, собачьи клички… Какой он Красавчик?! Антиной, сын Эвпейта, сидя в гостях у твоего отца, я держал тебя на коленях! Ты брал из моих рук кусочки хлеба, размоченного в сладком вине, ты смеялся, хлопая в ладоши…
— Ждете?! Ну так слушайте мой ответ! Не вижу я близкой смерти благородного Телемаха и его деда Лаэрта! Но вижу другое: все вы лежите в крови, мертвые! Горе вам, несчастные! Горе! А потому мой вам совет: бегите отсюда все! прочь! прочь!..
Криком я пытался подавить ужас. Еще один шаг… последний шаг…
И они навсегда остались бы зверьми.
— Что ты несешь, пророк недоделанный?!
— Заткнись!
— Тебя ищут кровники? Погоди, погоди…
Настойчивый стук в дверь. Били кулаком: с размаху. Клокочущий от ярости Красавчик бросился, откинул засов.
— Телемах, ты?! Чего тебе надо?!
— Это мой дом, Антиной, — прищурился в ответ мой сын.
В Японии царит Эпоха Воюющих Провинций. Все сражаются со всеми, горят крепости и монастыри, вороны пируют на полях боев. Монах-воин Кэннё, настоятель обители Хонган-дзи, не может больше видеть этот ужас. Он просит будду Амиду сделать что-нибудь, что прекратило бы кровопролитие, и милосердный будда является монаху. Дар будды изменит всю дальнейшую историю окрестных земель, превратив Страну Восходящего Солнца в Чистую Землю. Вскоре правительство Чистой Земли учредит службу Карпа-и-Дракона, в обязанности которой войдут разбирательства по особым делам, связанным с даром будды.
Кто не слышал о знаменитом монастыре Шаолинь, колыбели воинских искусств? Сам император благоволит к бритоголовым монахам – воинам в шафрановых рясах, чьи руки с выжженными на них изображениями тигра и дракона неотвратимо творят политику Поднебесной империи. Но странные вещи случаются иногда в этом суетном мире Желтой пыли…Китай XV века предстает в книге ярким, живым и предельно реалистичным. Умело сочетая традиции плутовской новеллы с приемами современной прозы, тонкую иронию и высокую трагедию, динамичный сюжет в духе «Путешествия на Запад» – с оригинальными философскими идеями, авторы добиваются того, что вращение Колеса Кармы предстает перед читателем в абсолютно новом свете.
Закон будды Амиды превратил Страну Восходящего Солнца в Чистую Землю. Отныне убийца жертвует свое тело убитому, а сам спускается в ад. Торюмон Рэйден – самурай из Акаямы, дознаватель службы Карпа-и-Дракона – расследует случаи насильственных смертей и чудесных воскрешений, уже известных читателю по роману «Карп и дракон». Но даже смерть не может укротить человека, чья душа горит в огне страстей. И теперь уже не карп поднимается по водопаду, становясь драконом, а дракон спускается с небес, чтобы стать карпом.
Силы Света и силы Тьмы еще не завершили своего многовекового противостояния.Лунный Червь еще не проглотил солнце. Орды кочевников еще не атаковали хрустальные города Междумирья. Еще не повержен Черный Владыка. Еще живы все участники последнего похода против Зла — благородные рыцари и светлые эльфы, могущественные волшебники и неустрашимые кентавры, отважные гномы и мудрые грифоны. Решающая битва еще не началась…Ведущие писатели, работающие в жанре фэнтези, в своих новых про — изведениях открывают перед читателем масштабную картину непрекращающейся магической борьбы Добра и Зла — как в причудливых иномирьях, так и в привычной для нас повседневности.
Миф о подвигах Геракла известен всем с малолетства. Но не все знают, что на юном Геракле пересеклись интересы Олимпийской Семьи, свергнутых в Тартар титанов, таинственных Павших, а также многих людей - в результате чего будущий герой и его брат Ификл с детства стали заложниками чужих интриг. И уже, конечно, никто не слышал о зловещих приступах безумия, которым подвержен Великий Геракл, об алтарях Одержимых Тартаром, на которых дымится кровь человеческих жертв, и о смертельно опасной тайне, которую земной отец Геракла Амфитрион, внук Персея, вынужден хранить до самой смерти и даже после нее.Содержание:Андрей Валентинов.
Закон будды Амиды гласит: убийца жертвует свое тело убитому, а сам спускается в ад. Торюмон Рэйден, самурай из службы Карпа-и-Дракона, расследует случаи насильственных смертей и чудесных воскрешений. Но люди, чья душа горит в огне страстей, порой утрачивают облик людей. Мертвые докучают живым, в горной глуши скрываются опасные существа, а на острове Девяти Смертей происходят события, требующие внимания всемогущей инспекции тайного надзора. Никого нельзя убивать. Но может, кого-то все-таки можно? Вторую книгу романа «Дракон и карп» составили «Повесть о голодном сыне и сытой матери», «Повесть о несчастном отшельнике и живом мертвеце» и «Повесть о потерянной голове».
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
В Сфере Богов бесчисленные легенды боролись за таинственный куб. После сражения таинственный куб исчез в пустоте. Линь Мин натыкается на этот таинственный объект и начинает своё путешествие, чтобы стать героем земли.
Аур считал себя единственным и неповторимым. Полагал, что огромные возможности — следствие его высокого интеллекта, упорного труда и толики удачи, позволившей избрать верный путь. Но всё оказалось не так легко: он не уникален, и второй маг, шагнувший сквозь время, оказался его, Аура, учителем. Учителем, чьи действия, на первый взгляд, совершенно безумны…
Эта история берет начало меж восьмой и девятой горой. Она о несостоявшемся юном ученом по имени Мэн Хао, которого заставили вступить в Секту Бессмертных Практиков. Мир Культивации, где сильный поедает слабого, где господствует закон джунглей. Мэн Хао должен приспособиться к новому миру или погибнуть. Однако он не забыл идеи даосизма и конфуцианства на которых был воспитан. Это вкупе с твердым характером открывает для него путь истинного героя. Что же значит «Запечатать Небеса?» Ответ на это вы можете получить только вместе с Мэн Хао!
Явление, изменившее мир... Происшествие, после которого люди начали обнаруживать в себе невероятные способности. Порой это были увеличившиеся физические характеристики, в некоторых случаях появлялись навыки контроля над стихией или иным видом энергии. Но общее в новообретенных силах было то, что они выражали истинную сущность человека, скрытую глубоко внутри. Однако, помимо индивидуалистов, способных обрести неповторимые навыки, «Пробуждались» так же и те, кто отождествлял свое «Я» с суррогатными вселенными.
Я, Одиссей, сын Лаэрта-Садовника и Антиклеи, лучшей из матерей. Внук Автолика Гермесида, по сей день щедро осыпанного хвалой и хулой, — и Аркесия-островитянина, забытого едва ли не сразу после его смерти. Правнук молнии и кадуцея. Владыка Итаки, груды соленого камня на самых задворках Ионического моря. Муж заплаканной женщины, что спит сейчас в тишине за спиной; отец младенца, ворочающегося в колыбели. Герой Одиссей. Хитрец Одиссей. Я! я… Вон их сколько, этих «я». И все хотят вернуться. Еще никуда не уехав, они уже хотят вернуться.
В довольно-таки мрачном фэнтезийном мире зарождается довольно-таки светлая и романтическая любовь… И, возможно, они жили бы долго и счастливо и умерли в один день — если бы в ветвях зловещего леса не жил, ожидая своего часа, могущественный и безжалостный, с довольно-таки странными представлениями о справедливости — Скрут…
Она — прекрасная принцесса, но безобразна. Он — свирепый дракон, но человечен. Оба они выламываются из клетки ритуалов, жестоких либо лицемерных, оба проигрывают войну против мира, где искренность смешна, а любовь невозможна…Но проигрывают ли?М. и С. Дяченко считают «Ритуал» самым романтичным своим произведением.
В этом мире сочетаются обыденность и миф. Здесь ведьмы танцуют в балете, а по улицам города бродят нави — злобные и несчастные, преследуемые жестокой спецслужбой «Чугайстер». Когда крах неизбежен, когда неминуема катастрофа, кто поверит в новую любовь, такую невозможную по обывательским меркам?