Одиссей Полихрониадес - [25]

Всѣ мы и посмѣялись этому разсказу, и тронуты имъ были сильно. Мать моя вздохнула глубоко и сказала: «Богъ да хранитъ православную нашу Россію!»

Благовъ помолчалъ немного и потомъ прибавилъ, улыбаясь:

— Оно, сказать правду, не совсѣмъ оно такъ… Поживъ здѣсь, на Востокѣ, видишь часто, что турки славные люди, простодушные и добрые; а христіане наши иногда такіе, что Боже упаси! Но что́ дѣлать.

— Вотъ вы насъ какъ, ваше сіятельство! — сказалъ отецъ мой, смѣясь.

Двое сутокъ прогостилъ у насъ г. Благовъ, и онъ былъ очень веселъ, и всѣ мы были ему рады. Всѣмъ онъ старался понравиться. Служанкѣ нашей денегъ много за услуги далъ. Старику Константину подарилъ новую русскую фуражку и говорилъ съ нимъ о Севастополѣ. «Ты и лицомъ на русскаго стараго солдата похожъ. Я радъ тебя видѣть», — сказалъ онъ ему и велѣлъ еще купить ему тотчасъ же новыя шаровары. Константинъ ему въ ноги упалъ.

Старшины наши всѣ ему представлялись; всѣмъ онъ нашелъ привѣтливое слово. У отца Евлампія руку почтительно поцѣловалъ; внимательно слушалъ разсказы старика Стилова о временахъ султана Махмуда; по селу ходилъ; въ церкви къ образамъ прикладывался и на церковь лиру золотую далъ; въ школу ходилъ; у Несториди самъ съ визитомъ былъ и кофе у него пилъ; бесѣдовалъ съ нимъ о древнихъ авторахъ и очень ему этимъ понравился.

— Древне-эллинская литература, — сказалъ г. Благовъ, — это, какъ магическій жезлъ, сколько разъ ни прикасалась она къ новымъ націямъ, сейчасъ же и мысль и поэзія били живымъ ключомъ.

Несториди послѣ превозносилъ его умъ. Зубами скрипѣлъ и говорилъ: «О! Кириллъ и Меѳодій! надѣлали вы хорошаго дѣла намъ, грекамъ!.. Вотъ вѣдь хоть бы этотъ негодный мальчишка, Благовъ, знаетъ онъ, извергъ, что́ говоритъ! Знаетъ, мошенникъ!»

А попъ Евлампій ему: — Видишь, какъ эллинизмъ твой въ Россіи чтутъ люди?

— Великій выигрышъ! — сказалъ Несториди. — У тебя же добро возьмутъ, твоимъ же добромъ задушатъ тебя! Великое счастье!

Но самого г. Благова учитель все-таки очень хвалилъ и называлъ его: «паликаромъ, молодцомъ-юношей и благороднѣйшаго, высокаго воспитанія человѣкомъ».

— Нѣтъ, умна Россія! — долго говорилъ онъ послѣ этого свиданья съ русскимъ консуломъ.

Отцу моему г. Благовъ искалъ всячески доставить удовольствіе и заплатить добромъ за его гостепріимство и расположеніе къ русскимъ.

Отецъ разсказалъ ему о своей тяжбѣ съ Петраки-беемъ и Хахамопуло и жаловался, что придется, кажется, вовсе напрасно пойти на соглашеніе и уплатить часть небывалаго долга; но г. Благовъ ободрилъ его и совѣтовалъ взять въ Одессѣ или Кишиневѣ русскій паспортъ. Онъ сказалъ, что, вѣроятно, въ Тульчѣ откроютъ скоро русское консульство, и тогда онъ возьмется рекомендовать особенно его дѣло своему будущему товарищу.

— Это дѣло будетъ въ такомъ случаѣ имѣть и политическій смыслъ, — сказалъ г. Благовъ, — полезно было бы наказать такого предателя, какъ этотъ Петраки-бей. Можно будетъ, я думаю, начать уголовное дѣло и принести жалобу на вашихъ противниковъ въ мехкеме24. Хотя мы офиціалыю не признаемъ ни уголовнаго, ни гражданскаго суда25 въ Турціи, чтобы не потворствовать суду христіанъ по Корану, однако, ловкій консулъ всегда можетъ войти въ соглашеніе съ моллой или кади и черезъ нихъ выиграть дѣло.

Отца слова эти очень обрадовали. Потомъ отецъ мой упомянулъ, почти случайно, о томъ, что скоро хочетъ везти меня въ Янину и затрудняется только тѣмъ, гдѣ меня оставить и кому поручить. Г. Благовъ тотчасъ же воскликнулъ:

— Пустое! У меня домъ большой, и я одинъ въ немъ живу. Я ему дамъ хорошую комнату, и пусть живетъ у меня, пусть и онъ привыкаетъ къ русскимъ, чтобы любить ихъ, какъ вы ихъ любите. Черезъ недѣлю путешествіе мое кончится; я буду ждать васъ съ сыномъ и отсюда людямъ своимъ дамъ знать, чтобы приготовили для васъ комнату.

Отецъ мой почти со слезами благодарилъ консула; а мать моя обрадовалась этой чести такъ, какъ будто бы меня самого въ какой-либо русскій высокій чинъ произвели. Отецъ, который сначала не совсѣмъ былъ тоже доволенъ молодостью консула и какъ бы легкомысленною свободой и веселостью его разговора, такъ послѣ этого разговора съ нимъ расположился къ нему, что сталъ говорить: «Нѣтъ, ничего, что молодъ».

На другой день г. Благовъ и самъ пригласилъ меня къ себѣ въ Янину и вообще обошелся со мной очень братски и ласково, хотя и огорчилъ меня нѣкоторыми, вовсе неожиданными, замѣчаніями.

На первый день, когда отецъ представилъ меня ему, я ужасно смутился, ничего почти не могъ отвѣчать на вопросы, которые онъ мнѣ предлагалъ, и даже сѣлъ ошибкой отъ стыда вмѣсто дивана на очагъ. Г. Благовъ это замѣтилъ и сказалъ: «зачѣмъ же ты, г. Одиссей, сѣлъ такъ не хорошо?» Я еще болѣе смутился; однако пересѣлъ на диванъ. Отецъ мой тоже за меня покраснѣлъ и говоритъ: «это отъ стыда мальчикъ сдѣлалъ; вы ему простите».

Потомъ наединѣ со мною отецъ сказалъ мнѣ: «не надо, Одиссей, такимъ дикимъ быть. Добрый консулъ съ тобою говоритъ благосклонно, а ты какъ камень. Уважай, но не бойся. Не хорошо. Онъ скажетъ, что ты необразованъ и глупъ, сынъ мой. Держи ему отвѣтъ скромный и почтительный, но свободный».

Я вздохнулъ и подумалъ про себя: «правда! я глупъ былъ. Другой разъ иной путь изберу. Я вѣдь знаю столько хорошихъ и возвышенныхъ эллинскихъ словъ. Зачѣмъ же мнѣ молчать и чего мнѣ стыдиться?»