Одиссей покидает Итаку - [3]

Действительно — глухую тишину нарушил протяжный шорох или, скорее, шелестящий свист. По длинному пологому склону, вдоль которого они долго шли, пока не потеряли последнюю надежду, сейчас быстро перемещалась какая то темная точка, на глазах увеличивалась, приобретая размерность, и вдруг сразу, скачком превратилась в отчетливую фигуру.

— Человек… — срывающимся шепотом сказала девушка и встала. Они с кибернетиком, не отрываясь, смотрели на приближавшуюся фигуру. Только штурман по-прежнему сидел, прикрыв глаза. Ему как раз сейчас стало все равно, холод наконец исчез, и хотя он еще слышал слова, но уже не улавливал их смысла.

— Абориген… — тоже шепотом подтвердил кибернетик. Отчаянная надежда захлестнула сознание, но трезвая привычка исходить из худшего тут же остерегла: — А если он сейчас подъедет, и топором по голове?

Чем этот вариант в конце концов будет хуже, он решить не успел. Человек — действительно человек, весь в мехах и коже, заросший светло-русой бородой и усами, на длинных и широких ярко-синих лыжах — резко затормозил с поворотом, взметнув веер снега, и остановился в пяти шагах, опираясь на блестящие, явно металлические палки.

С полминуты они молча смотрели друг на друга. Потом абориген улыбнулся совершенно по-человечески и, странно растягивая слова, с непривычными интонациями, но все равно понятно произнес низким хрипловатым голосом:

— Если не ошибаюсь, земляки? В смысле — земляне? По-русски понимаете?

Это было дико, нелепо, невозможно, более чем невероятно, но — было! Туземец вполне отчетливо говорил на русском, хотя и очень архаичном языке.

— Да… Земляне… Понимаем… — растерянно ответил кибернетик, и абориген вдруг раскатисто захохотал, тут же оказался рядом, ударил его по плечу тяжелой ладонью. Как-то очень быстро сбросил свое просторное меховое одеяние, закутал в него девушку, рывком поставил на ноги штурмана, встряхнул его так, что тот открыл наконец непонимающие, отсутствующие глаза.

Потом в руке аборигена появился инструмент, визуально малознакомый звездолетчикам, но оказавшийся не секирой или там каким-нибудь бердышом, а именно топором. Двумя ударами туземец свалил ближайшую молодую сосенку, искрошил ствол на полуметровые куски, которые еще и рассек вдоль стремительными точными взмахами сверкающего металла, особым образом сложил, с помощью совсем уже забытого механизма добыл огонь, и через минуту на снегу пылал жаркий костер, снег под ним шипел и таял, и волнами разливалось вокруг мучительно приятное тепло!

— Ну, ребята, вы даете… — шумел своим зычным голосом туземец, подбрасывая в огонь поленья. — Замерзать устроились, это надо же… Непротивленцы, так сказать, слепая покорность судьбе… А если бы я ваши следы не заметил, так и отдали бы концы рядом с жильем?

— Это что? Бред? — спросил штурман кибернетика.

— Какой там бред! — ответил тот, уже свыкнувшись с мыслью, что смерть откладывается. — Это, скорее, штурманские фокусы! Похоже, вы загнали корабль в петлю обратного времени…

— И откуда вы, земляки, свалились? — не умолкал спаситель. — Я так понимаю, что никакой корабль здесь не садился, да и не похожи вы на нормальных путешественников. «Клуб самоубийц» какой-то, если Стивенсона вспомнить. Или его же «Потерпевшие кораблекрушение». Только каким образом вы его потерпеть могли, это мне пока не понять, надеюсь — разъясните…

Кибернетик с трудом улавливал смысл его речи, потому что многих слов он вообще не понимал, а другие хоть и звучали знакомо, но туземец вкладывал в них какое-то иное значение. Словно говорил он не на русском, а на неведомом, хоть и славянском, языке.

— Ну как, отогрелись? — сменил тему туземец. — Или все никак в себя не придете? Тогда могу противошоковое предложить… — и протянул обтянутую грубой серой тканью флягу с резьбовой зеленой крышкой на короткой цепочке.

Кибернетик машинально взял посудину и поднес к губам, но в нос ударил отвратительный спиртовой запах.

— Не привыкли, что ли? Не употребляете? Оно, конечно, на морозе не рекомендуется, но для успокоения нервной системы — можно. Способствует. Особенно — взамен безвременной кончины…

Но кибернетик вернул флягу.

— Нет, не надо. Скажите, наконец, кто вы и откуда появились здесь? Это разве Земля?

— Что вы! Какая может быть Земля? Это гораздо дальше. А вот вы, вы сами какими судьбами здесь?

— Звездная экспедиция… Корабль «Кальмар»… Взрыв двигателя… — все еще непослушными губами выговорил штурман, взял из рук спасителя сосуд и решительно глотнул. Горло и рот ему опалило огнем, он задохнулся, но глотнул еще и еще.

— Хорош, хорош, хватит… — Абориген отнял у него флягу. — Глотку спалишь. Давай вот, снегом закуси… А век у вас какой, ребята?

— Двадцать третий век, планета Земля, отряд дальней галактической разведки, крейсер «Кальмар», — давясь снегом, отрапортовал штурман. Ему стало вдруг тепло и спокойно.

— Так. Вполне увлекательно, — медленно сказал спаситель.

Кибернетик, кажется, понял, почему таким странным показался ему русский язык этого загадочного человека. В такой манере — замедленно, вычурно, со многими словами и оборотами, смысл которых отличался от обычных значений, писали и, очевидно, говорили очень-очень давно, лет, может быть, пятьсот назад. И девушка это тоже поняла или просто ощутила интуитивно. Своими ярко-голубыми, обычно насмешливыми, а сейчас удивленными глазами она посмотрела в глаза их спасителя.