Пожалуй, все-таки правы те, кто сравнивает космический полет с тюремным заключением. Сам я, правда, не отбывал — знающие люди рассказывали, зато весь последний год я не видел ничего, кроме пещер и куполов базовых станций на бескислородных планетах, кают и отсеков десантных крейсеров, а то и автоматических транспортов. И ни одного глотка нормального, естественного воздуха, и переменная гравитация, и все тому подобное…
Отвыкший от земного тяготения, от того, что бывает больше двух метров свободного пространства над головой, неуверенной походкой я спустился по трапу посадочного модуля на желтый пенобетон Критского космопорта и задохнулся от горячего, пыльного, но все же пахнущего близким морем ветра.
Утреннее солнце чуть не прожгло меня насквозь августовской мощью своих лучей, сорокаградусная жара показалась невыносимой после неизменных кондиционированных двадцати двух по Цельсию.
К счастью, в пассажирском павильоне температура оказалась нормальной, и я смог перевести дух.
Увы, я отвык не только от земного климата. Умственные способности за время межзвездных скитаний тоже ощутимо ослабли, иначе отчего бы это не меньше минуты я беспомощно водил глазами по расписанию, тщетно пытаясь сообразить, как быстрее и удобнее добраться до Москвы, чтобы четко состыковались все транзитные рейсы. В конце концов я просто ткнул пальцем в кнопку информатора, и он выдал серию оптимальных вариантов. Оставалось только решить, что для меня важнее — цена, количество пересадок или время в пути.
Чтобы не ждать завтрашнего прямого рейса, я выбрал вариант с пересадкой в Стамбуле. Скоростной дирижабль отправлялся через полчаса.
Стамбульский аэропорт отнял остатки моей физической и нервной энергии. Казалось, весь Ближний Восток вкупе с Балканами сорвался с места, спасаясь от неведомой опасности, — столько здесь было мужчин, женщин и детей всех возрастов, рас и национальностей. Со всеми вытекающими последствиями в виде шума, суматохи, жары и запахов.
На последний сегодня московский экраноплан билетов не было ни в туристском, ни в первом классе. Что позволило без душевных терзаний взять люкс. Платить за двухчасовой перелет тройную цену, конечно, абсурдно, но не пешком же идти!
Стараясь держаться с достоинством и невозмутимостью арабского шейха, я прошел в свой персональный салон номер два, растекся в обширном кресле, подрегулировал температуру и аромат льющегося из индивидуального кондиционера озонированного воздуха, взял с подноса у склонившейся в полупоклоне очаровательной турчанки рюмку коньяка, попросил принести самый крепкий из возможных кофе и, едва допив его, мгновенно заснул, не дождавшись даже взлета.
И лишился тем самым всех остальных положенных особе моего ранга жизненных благ.
Ничего существенного мне не снилось. За 5 минут до посадки я проснулся удивительно бодрым; взглянув налево, увидел турчанку с подносом, направо, в иллюминатор, — стремительно приближающуюся землю и родные подмосковные рощи.
Возвращаясь, я всегда испытываю легкое приятное возбуждение и приподнятость духа, а сегодня вдобавок Москва встречала меня такой погодой…
Ярко-синее прозрачное небо, светлое золото берез и густой багрянец канадских кленов, свежий, чуть знобящий ветерок, пахнущий лесной сыростью и прелыми листьями, горьковатый дым далеких костров, серебристый блеск летящих паутинок.
Бабье лето в своем самом что ни на есть классическом воплощении.
И сразу вдруг далеко-далеко отодвинулось все, чем я жил долгих четыреста с лишним дней, и странно было представить, что еще сегодня утром Земля выглядела лишь голубоватой туманной звездочкой на стереоэкранах.
Мысли сразу нахлынули чересчур прагматические, и потребовалось определенное усилие, чтобы не смазать первые, самые яркие и чистые ощущения. Ведь что ни говори, я вернулся, живой (что бывает не со всеми и не всегда), здоровый (тьфу-тьфу, не сглазить бы), впереди три месяца отпуска и Алла… Как это она изящно выразилась: «Отчего мы с тобой так редко встречаемся и так часто расстаемся?»
Таможню я без задержки миновал по зеленому коридору, а выйдя в зал, невольно рассмеялся.
Над дверями банковских офисов полстены занимала новая красочная реклама: «Русский золотой червонец — лучшее помещение капитала!» И означенный червонец в облачении Ильи Муромца по уши вгонял в землю шипастой палицей худосочный, видимо, страдающий язвой желудка крюгерранд[1].
А рядом — табло с ежечасно меняющейся котировкой валют.
Взгляд на него доставил мне дополнительное удовольствие. В червонцы я свой капитал еще не поместил, но и обычный рубль стоял так, что за счет разницы в курсе я мог позволить себе двухнедельный бесплатный отдых в экзотических странах.
Кстати, Алла как-то намекала, что неплохо бы, мол, на Гавайях, к примеру… эту идею я тут же и осуществил, заказав по телефаксу двухместный номер в отеле «Вайкики Холидей Инн» с оплатой вперед.
Как говорится — лови момент.
И сразу набрал из соседней кабинки (городского интеркома у меня с собой не было, естественно) заветный номер, ощутимо волнуясь и торопливо конструируя в уме первую, непременно небрежно-остроумную фразу. Лишь секунд через двадцать я осознал, что Алла на вызов не отвечает. Такое могло быть лишь в двух случаях: или ее нет в пределах прямой связи — а это тысяча километров, — или интерком отключен.
