Одинокий волк - [124]

– Майкл тоже хорошо рисует, – вступил в разговор Сэм. – Верно, Майкл?

Сидя бок о бок между Сидни и лордом Олдерном, они иногда наклонялись друг к другу и начинали перешептываться. Сэм казался таким же счастливым и довольным, как и Макнейлы: он радовался возвращению Майкла и весь вечер не отходил от него ни на шаг. До этих самых пор Сидни не представляла себе в полной мере, насколько ее брат привязан к Майклу.

Она умолкла, почти не прислушиваясь к разговору, который разгорался и затихал вокруг нее. Ей нравилось смотреть на Майкла, видеть, как его лицо светится счастьем. Она умирала от желания побыть с ним наедине. Вчера она весь вечер ждала, что он ей позвонит, но он так и не позвонил. Поэтому она сама ему позвонила в одиннадцатом часу вечера, но администратор отеля отказался ее соединить: «Макнейлы не принимают телефонных звонков, сударыня». Сидни не могла их за это осуждать, прекрасно понимая, что их наверняка одолевают репортеры, но и наутро Майкл не позвонил. А она ждала! Весь день сидела дома, не отходя от телефона, чтобы не пропустить его звонок.

Тут он рассмеялся каким-то словам своего отца и широко улыбнулся через стол сестре. Сидни мысленно упрекнула себя в эгоизме. Разумеется, ему хотелось побыть наедине с только что обретенной семьей! Ей стало стыдно за то, что она хочет присвоить его себе. Но она ничего не могла с собой поделать – она ревновала Майкла к его семье.

– Какая жалость… – тете Эстелле пришлось откашляться, чтобы быть услышанной. – Какая жалость, что Осгуды не смогли к нам присоединиться, – начала она необычным для себя, тихим сердечным голосом, словно находилась в церкви. – Вы говорите, что миссис Осгуд неважно себя чувствует, милорд?

Титул прозвучал в ее устах так естественно, словно она всю свою жизнь беседовала с представителями шотландской аристократии. А ведь на самом деле из всех Винтеров именно тетя Эстелла находилась под наибольшим впечатлением от высокого положения семьи Майкла. Сидеть по правую руку от лорда, обедать с графиней – для нее это была не просто очередная великосветская победа, а настоящий триумф! В этот вечер волшебным образом претворились в жизнь все ее надежды, но торжество воздействовало на нее несколько странным образом: она почти не открывала рта. Впрочем, Сидни не сомневалась, что тетушка восполнит упущенное и непременно стряхнет с себя столь несвойственную ей робость и возьмет бразды правления в свои руки.

Официант собрал тарелки и подал на стол новое блюдо – обжаренные и тушенные в красном вине бараньи котлеты. Профессор Винтер говорил с леди Олдерн, и Сидни услышала, что он намеревается связаться с мистером Диффенбахером, чтобы обсудить «э-э-э… денежную компенсацию за ущерб, понесенный в результате… э-э-э… инцидента». Он сделал бы это раньше, объяснил отец, но мистер Осгуд посоветовал ему воздержаться от любых заявлений на сей счет, пока дело Майкла не будет решено в суде.

Леди Олдерн наклонилась к профессору и доверительно сообщила:

– Благодарю вас, вы проявили большое великодушие, но в этом нет необходимости. Дело в том, что мой муж уже уладил денежную сторону, и сейчас, я полагаю, вопрос закрыт. Насколько мне известно, дирекция зоопарка полностью удовлетворена.

Она сделала легкое ударение на слове «полностью», и Сидни без дальнейших разъяснений поняла, что лорд Олдерн проявил щедрость. Не пожалел денег. Любопытно, каков будет завтра тон газетных статей. Ее бы ничуть не удивило, если бы после всего случившегося газетчики превратили Майкла в героя.

– Вы еще не успели осмотреть город? – спросил Филип у Кэтрин, с которой не сводил глаз весь вечер.

Он задал вопрос в ту минуту, когда в общем разговоре наступило затишье: все его услышали. Филип смутился и сделал вид, что обращается не к одной только Кэт, но ко всем присутствующим.

– Было бы очень обидно, если бы вам пришлось сидеть в четырех стенах из-за репортеров, когда кругом столько всего интересного.

– Мы действительно просидели в номере все утро, – улыбнувшись, призналась Кэт. – Но потом отец и Майкл дали интервью одновременно трем разным газетам, и мы надеемся, что теперь нас оставят в покое.

– Как все прошло? – спросила Сидни, глядя на Майкла.

Она не могла вообразить, что он способен парировать бесцеремонные вопросы репортеров. Но, может быть, на этот раз они вели себя сдержаннее? Возможно, присутствие лорда Олдерна отрезвляюще подействовало на прессу?

– Мне почти ничего не пришлось говорить. На их вопросы отвечал мой отец.

«Мой отец». Он произнес эти слова с такой гордостью и любовью, с таким трепетом в голосе, что Сидни опустила глаза.

Принесли десерт – миндальный торт и шоколадные сердечки с кремом, на которые Майкл и Сэм немедленно набросились с детской непосредственностью. Подали шампанское и фрукты. Лорд Олдерн поднялся, чтобы сказать тост.

– Дамы и господа, мои новые друзья, моя дорогая семья! Мне нередко приходится произносить речи. Однажды, во время официального обеда, в присутствии трехсот пятидесяти высокопоставленных гостей и самой королевы Виктории меня попросили провозгласить тост в честь Ее Величества – причем безо всякой предварительной подготовки. Я сделал это без малейших усилий. Признаюсь без ложной скромности: я проявил красноречие, достойное королевской особы. Мои друзья позже сказали мне об этом.