Одинокий разведчик - [2]

Подождав с минуту, одинокий зверь покинул лесную опушку и направился к следу, оставленному на белой равнине проехавшей конницей, к глубоко взрытой дорожке, которую теперь мало-помалу засыпало снегом, падавшим все гуще и гуще.

Но вдруг он остановился, поднял морду и выжидательно устремил глаза на длинную темную линию леса. Там ничего не было видно, но чувствовалось, что там крадутся какие-то невидимые существа. Возможно, что зверь почуял что-нибудь чутьем.

Несколько секунд царила полная тишина; только где-то в отдалении затрещала в лесу ветка, обломившаяся под тяжестью снега. Все было, казалось, тихо и неподвижно.

Одинокий волк постоял еще одно мгновение, потом вдруг решительно сорвался с места и трусцой побежал по следу летучего отряда. И в тот же миг весь снег позади него засерел от темных силуэтов, которые галопом неслись от опушки леса.

Безмолвные и быстрые, бежали волки следом за одиноким волком, все опустив морды вниз и энергично поводя носом. Но вдруг с их собратом, бежавшим впереди, произошла мгновенная неожиданная перемена.

Хвост его опустился между ног, уши опали, все тело сжалось, а на морде ясно выразилось - так же ясно, как если бы он это высказал словами - безнадежно-смертельное отчаяние.

Запах проехавшего тут конного отряда совершенно исчез.

Снег валил так густо, что, хотя дорожка и видна была явственно, все же трудно было сказать, свежий ли это след, или ему уже несколько дней давности. Полное же отсутствие запаха с несомненностью доказывало, что это старый след.

Одинокий волк был одним из разведчиков, которых голодная стая, охотясь в новых для нее местах, разослала во все стороны снежной пустыни, чтобы они отыскали для нее поживу или свежий след к поживе.

Он не мог сказать своим товарищам, что, хотя след и казался старым и хотя запах каким-то непостижимым образом исчез, он совсем недавно явственно видел, как тут прошли лошади и люди. Он не мог этого сказать им, и они должны были судить на основании собственного чутья и собственных глаз. А что им скажет их чутье и зрение, это одинокий волк в точности знал в тот момент, когда заметил отсутствие запаха.

Рослый волк с черным пучком волос на кончике хвоста знал, что его ждет, как кара, смерть. Вот почему с ним произошла такая перемена, вот почему он весь съежился, поджав хвост, опустив уши и оскалив зубы. Он был один, а их было много. Они, несомненно, могли в один миг разорвать его на клочки.

В этих делах у волков существует известный порядок. Вначале происходит нечто вроде поединка на глазах всей стаи, которая сама участвует лишь в завершении. Почти всегда у провинившегося есть враг, который и спешит воспользоваться случаем, чтобы свести с ним счеты.

У одинокого волка было, без сомнения, немало таких врагов; однако никто из них не проявил желания помериться с ним силами, никто, за исключением старого вожака стаи.

Он не прыгнул, как волки обыкновенно делают в таких случаях, а побежал низко по земле прямо на провинившегося, и оба столкнулись с разбега и поднялись от силы толчка на задние лапы, как поднимаются на воздух два столкнувшихся паровоза.

Может быть, вожак стаи рассчитывал, что благодаря преимуществу своего веса он таким маневром сразу подомнет под себя противника.

Но он не учел двух обстоятельств: длинные ноги своего противника и то обстоятельство, что последний был на редкость умным и сообразительным зверем.

Пользуясь преимуществом, которое ему давала длина его конечностей, волк выработал свой особый метод рукопашной, так сказать, борьбы, при которой он ловким маневром перебрасывал противника на спину, причем обыкновенно схватывал зубами одну из его лап, которая и оказывалась затем сломанной.

Этот же метод он применил и теперь. Волки-зрители видели только живой серый клубок свившихся тел, в котором ничего нельзя было разобрать, да снежные вихри, крутившиеся вокруг них. А через мгновение глава стаи лежал на спине, лапами вверх и рычал так, что страшно было слушать; провинившийся же разведчик стоял над ним и держал в своей пасти одну его переднюю лапу. Но могучие челюсти еще не были сомкнуты, лапа была еще цела, - даже кожа на ней не прокушена.

С высунутыми языками и холодными умными, внимательными глазами сидели и стояли кругом волки и напряженно следили за каждым движением бойцов, готовые ежеминутно ринуться вперед и растерзать побежденного. Но пока что они не двигались с места.

Одинокий волк все еще держал в пасти лапу главы стаи как своего рода залог. Если стая сейчас бросится на него, то предводителю с переломленной лапой - а что она будет переломлена, об этом уж он, одинокий волк, позаботится - придется тоже биться за свою жизнь, ибо раненый и в крови волк не может ждать пощады от своих.

Наступила томительная минута. Никто из волков не двигался вперед. И вдруг с равнины, шагах в семидесяти от стаи, а потом немного подальше, с лесной опушки, раздалось:

- И-и-и!.. Хи-и! Иа-у!..

Сперва тихо, неуверенной нотой, затем отчетливым, призывным лаем.

И в тот же миг вся стая вскочила на ноги и бросилась туда как один. Это произошло с молниеносной быстротой. Недавно противника, глава стаи и одинокий разведчик бежали рядышком среди остальных, стремясь лишь к тому, чтобы быть первыми на месте.