Одинокий друг одиноких - [29]
Бедные папа и мама впали в прострацию, а когда шок прошел, за мою художническую честность мне дико влетело, папа первый раз в жизни выпорол меня огромным ремнем с металлической пряжкой.
Столь убедительное внушение иного навсегда бы отвратило от натуралистического жанра и поисков истины, но я оказался крепким орешком. Во втором классе я уже развлекал одноклассников рисованием порнографических открыток, чем завоевал у них большой авторитет и звание Профессора.
Меня чуть не вышибли из школы, классная руководительница записала в табель страшные непонятные слова, почти приговор: «Разлагает класс». До сих пор не допонял, что это значило.
Для взрослых мое поведение было непостижимой испорченностью. Они забыли себя. Уже к семи годам любопытный ребенок, если его не держат в пробирке, жаждет познать тайну пола.
Ну а любовь, — первая, чистая, всеохватная и беспомощная — любовь, прилетающая совсем с иного полюса мироздания, может вспыхнуть и тогда, когда человек не знает еще и самого слова «любовь»!.. Но я это слово уже знал. К восьми годам я прочитал много книг, среди них «Приключения Тома Сойера», и влюбленность героя в девочку сопережил глубоко…
…И вот появилась Она — моя первая девочка, которая не была моей ни на час, ни на мгновение… Светлорыженькая, веснушчатая, резвушечка-хохотушечка, на год младше меня. Имя ее было Галя, а звали все почему-то Гулькой.
Мы жили на соседних дачах в Валентиновке, под Москвой. Каждое утро я из окна видел, как она в розовой легкой пижамке или в одних трусиках, потряхивая рыжей гривкой и щебеча, сбегает с крыльца к рукомойнику. И каждый раз сердце мое замирало…
Святой Валентин, покровитель влюбленных, словно был зол на меня за что-то и окружил мою первую любовь сплошным невезением. Стояло цветущее лето, а я заболел коклюшем, да еще зачем-то меня побрили наголо, и отражение в зеркале говорило мне «Урод ты какой-то». И вот я безумно влюбился в Гульку, и через день все это уже заметили, уже посмеивались надо мной, а она: «Володька, хи! Он такой лысый, такой смешной», — услышал я однажды ее слова, притаившись за забором. Это подружки сплетничали, кто в кого втюрен.
Она кокетничала чуть-чуть и со мной, но на площадке, где играли все дети, старалась быть с двумя другими, более симпатичными и ладными ребятишками постарше меня.
И вот как-то, когда она в очередной раз в игре предпочла Борьку и Мишку, а мне — фунт презрения, вдруг во мне вспыхнуло бешенство, я зарычал и изо всех сил хлестнул гульку прутом по голеньким ножкам!.. Я сам от себя этого злобного зверства не ожидал. Весь трясся…
Она заплакала. Все меня испугались и разбежались, Борька и Мишка тоже.
Я внезапно остался один. В памяти кадр: с ревом убегающая Гулька, ребята, пятящиеся и с ужасом глядящие на меня как на психа… Все. Я — один. Я совершил отвратительное жестокое преступление: девочку ударил, беззащитную, ни в чем не виновную.» Совершенно подавленный, я одиноко поплелся домой.
Ужас вины, любовь, жалость к гульке, раскаяние — все смешалось во мне, и впервые возникла мысль— покончить с собой. Всю ночь не спал, писал ей письмо, с мольбой о прощении,
Я объяснял, что все случилось потому, что «я очень тебя люблю, ты не знаешь… Я тебя спасу, я за тебя жизнь отдам…»
До сих пор в памяти теснятся кинокартинки рыцарского спасения, которые я себе рисовал той бессонной ночью. Вот Гулька попадает на улице под грузовик, а я в самый последний миг выталкиваю ее ис-под колес и попадаю под этот грузовик сам, а она приходит ко мне в больницу… Вот она тонет в реке, я бросаюсь в воду, подхватываю Гульку и выталкиваю на берег, а сам тону, потому что еще не умею плавать. Нарисовал вместо подписи красивый кораблик. Под утро, набравшись храбрости, перелез через забор, положил письмо к двери ее дома.
И опять мне не повезло: не успел я отбежать, как пошел сильнющий дождь и бумажку с моим посланием вдрызг размыл… Весь вымокший и дрожащий, я сидел за сарайчиком, ждал, когда же моя любимая выйдет…
Дождь кончился, посветлело, к гульке прибежали две девчонки-подружки, вспорхнули на крыльцо. Вышла и она, милая, улыбающаяся, еще сонненькая. Они посмотрели на мой размокший листок, ничего не поняли (но, может быть, догадались?..), похихикали и порвали.
Все, — Так я и не признался ей, так и не попросил прощения… Потом долго искал… Помню, она говорила, что живет на Новой Басманной улице. Ходил по этой улице еще и совсем недавно с какой-то совсем уж нелепой, потусторонней надеждой…
Единственным утешением оказалось то, что, как скоро выяснилось, любил мою девочку так несчастно не я один.
Я узнал об этом, когда она и остальные ребята к концу каникул разъехались, и мы остались вдвоем со Славкой, местным мальчиком, тоже игравшим в нашей компании. Как-то коротали вечер вдвоем и заговорили о том, кто кого любит. Я признался, что люблю одну девочку. Славка сказал, что тоже любит девчонку, и спросил:
«А угадаешь, кого я люблю?..» — «А ты угадаешь, кого я?» — спросил я в ответ. И вдруг мы посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Маленькую гульку!» Не описать это душевное облегчение, этот внезапно вспыхнувший свет!..
