Одинокий бунтарь: Брайан Джонс и юность «Rolling Stones» - [17]

Несмотря на то, что «Стоунз» потеряли престижное место выступлений, опыт работы в “Marquee” оставил свой отпечаток на них. Собирая свой собственный виртуальный клуб, они перебрали все маленькие площадки Лондона в Саттоне, Ричмонде, Патни, Туикнеме, Эел Пай, Илинге, и, конечно, в Виндзоре. По субботам и воскресеньям они уродовались в фургончике Стю, подпрыгивавшем на каждой кочке, останавливаясь, чтобы расклеить нелегальные афиши «Ритм-энд-блюз с “Rollin’ Stones”, входная плата 4 шиллинга», и количество их поклонников увеличивалось каждый вечер. Армия фанов блуждала за ними от клуба к клубу.

Их стиль был уникален. Одетые в то, что было им по карману, они приезжали в клубы со стульями, утащенными из разных пабов, сидели и играли, пиво стояло на полу, а они прикуривали друг у друга сигареты в перерывах между песнями. Завсегдатаи такого никогда не видели и обычно прекращали танцевать, сгрудившись с изумленным видом у сцены. Впрочем, стулья скоро ушли в прошлое.

Несомненно, Брайан был самым талантливым участником группы. В музыкальном плане это именно его гитара оживляла толпу, наполняя душные и тесные клубы кипучей и яростной энергией, которая из него так и лезла во все стороны. Внешне даже тогда он был самым вызывающим. Брайан излучал настоящий магнетизм и наслаждался выступлениями. Он делал акцент на эмоциональное взаимодействие с публикой — неуловимо и грубо одновременно — и был абсолютно непредсказуем. Мик просто неподвижно стоял у микрофона и пел. Но Брайан прыгал по всей сцене, играл, лежа на спине и даже прыгал в публику, играя на гитаре. Шоуменом в группе тогда был Брайан, а не Мик.

За сценой адреналин Брайана также выплескивался сильнее, чем где-либо. Его амбиции возрастали; он хотел привлечь еще большие толпы зрителей, играть в еще большем количестве клубов. Он начал со страстью привлекать внимание музыкальной прессы к своей группе, заводя нужных друзей. Он описывал круги вокруг журналистов и агентов, обхаживал их и надоедал им в надежде, что они заметят, наконец «Роллингов». Он начал также писать письма на Би-Би-Си в том стремлении, что их однажды могут пригласить на популярную радиопередачу “Jazz Club”.

Примерно в конце января «Стоунз» играли в пабе “Red Lion” в Саттоне. Молодой человек по имени Глин Джонз чередовал свои обязанности управляющего этого заведения со своим бизнес-партнером один раз через неделю. Глин был старшим звукорежиссером в студии звукозаписи IBC на Портленд-Плейс, в Западном Лондоне. «Роллинги» выступали в “Red Lion” именно тогда, когда на работу вышел именно он. Увидев их на сцене, Глин был так впечатлен, что предложил им записать 11 марта у себя в студии несколько песен. К тому времени их единственным опытом в этом плане была запись у Керли Клейтона, и Брайан всеми силами уцепился за этот шанс. Во время того сеанса записи Брайан единолично дирижировал группой. Брайан говорил с Глином от имени всего ансамбля. Он очень волновался, но совершенно напрасно: у группы был точно такой ритм-н-блюзовый саунд, который он хотел: саунд в духе Джимми Рида, который тогда практически невозможно было услышать в Англии. В этих записях Брайан играл на гармонике, гитаре и подпевал. Это были песни — “Diddley Daddy”, “Road Runner”, “Bright Lights, Big City”, “I Want to Be Loved” и “Honey What’s Wrong?” На этикетке пробного диска впервые значилось обновленное название группы: “Rolling Stones” — с “g” в конце первого слова. Это были определенно любимые песни Брайана. Он гордился ими больше, нежели чем-либо, записанным «Роллинг Стоунз» уже потом. Он снова и снова проигрывал их своим гостям, словно говоря: «Вот чего я хотел; вот это — то, кем мы должны быть».

Брайан держал ухо востро. Он узнал, что Джорджио Гомельски собирается открыть новый клуб в Ричмонде, и Брайан горел желанием выступить там. Джорджио был экстравагантным 29-летним эмигрантом из России. Выросший в Швейцарии и получивший образование в Италии и Германии, он сперва работал курьером, сопровождая американских блюз-певцов на континентальные концерты. Его первым детищем был блюзовый клуб “Picadilly”, но теперь он создавал новый клуб в просторной задней комнате отеля “Station” на Кью-роуд в Ричмонде. Он был близким другом Криса Барбера и Харольда Педлентона, и когда последний узнал, что́ его неугомонный товарищ собирается предпринять, то пришел в ужас. Джорджио открыл свой клуб и пришел в “Marquee” с рекламными листовками. Педлентон выгнал его оттуда взашей. Но Брайан ухитрился проникнуть и в эту тусовку. Джорджио увидел «Роллингов» в клубе “Red Lion”, а после концерта Брайан уговорил его посетить Эдит-гроув, где, то убеждая его, то умоляя, надавил на него так, что Джорджио вскоре сдался и предложил группе выступить у него. Предварительно Брайан сказал, что они согласны сыграть в его новом клубе бесплатно. Джорджио так вспоминал то время: «Революция в музыкальных вкусах произошла, и я был одним из тех, кто ее совершал. Брайан был основным источником энергии в группе».

Клуб назывался “Crawdaddy” — по песне Бо Диддли “Do the Crawdaddy”, и открывался по воскресеньям между 7-ю и полдесятого вечера. Джорджио был здорово впечатлен прогрессом «Роллингов», но все еще находился в сомнениях. У него уже была постоянная команда — “Dave Hunt Group” с Рэем Дэвисом, и он вряд ли уволил бы их — как бы ни изворачивался перед ним в своих мольбах Брайан. Но судьба взяла свое. Брайан проклинал, наверное, миллионы раз эту самую холодную за 100 прошедших лет зиму и свою мерзкую квартиру с замерзшими трубами и засоренным туалетом, но однажды в начале февраля из-за заснеженных дорог “Dave Hunt Group” не смогли приехать на свое выступление. И тогда прозвучали заветные слова: «Вы выступаете в следующее воскресенье». Это должно было случиться 3 марта. В тот же день группа должна была сначала отыграть в джаз-клубе Кена Кольера.