Одиночка. Тень. Страж - [14]

Гром-Сердце настаивала, чтобы он всегда съедал печень, потому что это самый питательный орган, от которого можно быстрее растолстеть. Она так и не избавилась от беспокойства по поводу его роста и еще не была готова к тому, чтобы предупредить о предстоящей спячке. «Не сейчас… не сейчас», – повторяла она себе.

* * *

Дни уже значительно сократились, и, когда косые лучи послеполуденного солнца осветили невысокую траву вдоль склона, Гром-Сердце решила, что лучше места для зимней берлоги не найти.

Копать они начали у скалистого выступа. Лапы медведицы были гораздо больше лап Фаолана, но волчонок крепко упирался в землю задними ногами с четырьмя острыми когтями на каждой, а передними, на которых было по пять когтей, ловко рыл.

Немного поработав, медведица и волчонок наткнулись на что-то твердое. Фаолан в удивлении остановился, а Гром-Сердце даже заворчала от удовольствия. Она уже слышала подобное – где-то внизу пустота!

Под ними оказался лавовый поток с естественным туннелем, образовавшимся, когда лава вытекала из ныне потухшего вулкана на северо-западе. Чуть в стороне и повыше от него располагалась пещерка, в которой должно сохраняться тепло и которая должна остаться сухой, даже если вдруг в туннель попадет вода.

– Прекрасное место, – сказала медведица, оглядевшись. – Просто идеальное.

– Идеальное для зимы? – спросил Фаолан, впервые заподозрив, что Гром-Сердце что-то недоговаривает.

Медведица окинула его серьезным взглядом:

– Я должна кое-что объяснить тебе, малыш.

Фаолан почувствовал, как внутри него что-то неприятно зашевелилось. «Пожалуйста, только не о волках. Не о волках!» – мысленно умолял он.

– Не знаю, как волки, но медведи на зиму впадают в спячку. Наше сердце бьется медленнее – всего несколько ударов, когда раньше их бывало много.

– И мое тоже! Мое тоже! – залаял Фаолан, хотя как раз сейчас его сердце стучало как сумасшедшее.

– Нет, Фаолан, твое сердце так не делает.

– Но я ведь такой же, как ты, Гром-Сердце.

– Нет, не такой же. Я подозреваю, что ты не будешь спать так же крепко, как я.

– Я постараюсь. Обещаю!

– Можешь стараться сколько угодно. Но только у тебя не получится. Наверное, тебе здесь будет очень скучно. – Она внимательно оглядела туннель.

– Нет, нет! Мне нравится смотреть, как ты спишь.

Гром-Сердце подняла лапу, призывая его помолчать:

– Не перебивай. Ты уже большой. Ты проголодаешься. Если тебе станет скучно и ты проголодаешься, я разрешаю тебе выходить. Здесь водится много снежных кроликов. Они не впадают в спячку, я это точно знаю.

Фаолан вдруг насторожился, в голосе его почувствовалось возмущение:

– Ты же не хочешь сказать, что они моя родня? Что я должен с ними играть?

– Фаолан! – прорычала Гром-Сердце, да так, что стены лавового туннеля содрогнулись. – Не глупи. Я говорю, что ты можешь выходить, охотиться на кроликов и есть их. Зачем с ними играть?

– Ах, ну да, – виновато согласился Фаолан.

Глава восьмая Зимняя пещера

Не успели медведица с волком обжиться в зимней пещере, как Гром-Сердце начала впадать в спячку. Первое время она лишь дремала и отправляла Фаолана одного на склон охотиться за кроликами и сурками – ей хотелось, чтобы он привык ходить по округе в одиночку. Волк всегда приносил ей немного еды: инстинктивно он научился глотать и хранить в желудке большие куски мяса, а затем отрыгивал их на пол пещеры прямо перед Гром-Сердцем. Когда он сделал это впервые, медведица прервала сон и поднялась на ноги, но с каждым разом просыпаться ей становилось все труднее и труднее, особенно после первого густого снегопада. А потом она, как и объясняла Фаолану, погрузилась в такой глубокий сон, что сердце ее действительно стало биться гораздо медленнее и глуше обычного. В пещере стало очень тихо и одиноко.

Фаолану не нравилась тишина, она выводила его из себя. Ритмичное биение большого сердца медведицы было одним из первых его воспоминаний. Поэтому из пещеры его выгоняла не только скука, но и тревожащее беззвучие. Несмотря на огромные размеры, Гром-Сердце казалась теперь лишь бледной тенью себя прежней. Фаолан никак не мог понять, как она может спать так много. По мере того как сердцебиение медведицы замедлялось, ему казалось, что собственное его сердце только учащается.

* * *

Чем толще становился снег, тем свободнее чувствовал себя Фаолан. Здесь, наверху, ему нравилось скакать по сугробам, вздымая целые клубы снежной пыли. А внизу, на лугу, ветер утрамбовывал снег в плотный слой наста, и волк с удовольствием по нему катался. Он научился выслеживать больших белых зайцев и обнаружил, что их мясо чрезвычайно вкусное.

Зима радовала Фаолана не меньше, чем лето. Ему нравилось все: и необычное зеленоватое небо в сумерках, и фиолетовый мрак ночи, и холодное мерцание Северной Звезды, которая никогда не двигалась и приводила его обратно к пещере. Усыпанные сосульками листья папоротника тут и там торчали из-под снега и сверкали почти так же ярко, как и созвездия на куполе небосвода. Однажды ночью, после первого снегопада, он увидел вдали восхитительное зрелище – водопад, мимо которого они с Гром-Сердцем проходили по дороге к зимней пещере. Струи воды замерзли прямо на лету и сейчас походили на языки серебристого пламени, застывшего в зимней вечности.