Одиночка - [2]

— Частью из Людвигсбурга… Кроме того, Геердтс закончил два курса юридического факультета в Западном Берлине. Мне думается, что еще в то время он установил контакты, а во время каникул ездил в Прагу и в Варшаву.

— И как же эта зловещая коллекция пропала? — Вебер старался не показать проснувшегося в нем интереса.

— Я уже говорил, что ее выкрали из номера отеля, — ответил Шоппенхауер, — Геердтс подыскивал в Рендсхагене помещение для своей выставки. Криминальная полиция утверждает, что никаких следов ими не обнаружено. Геердтс обратился ко мне за помощью, но Рендсхаген находится вне нашей подчиненности. Я пообещал свести его с частным детективом.

— И вы назвали ему меня?

— Конечно же, нет! Я хотел вначале выяснить, не клюнете ли вы на это дело?

— Так вот, чтоб вы знали, я не клюнул!

Шоппенхауер растерянно взглянул на Викторию. Но та только пожала плечами и задала не совсем уместный вопрос:

— Как же, собственно, получилось, что вы заступаетесь за этого Геердтса?

Шоппенхауер откинул свое массивное тело на раскладушку.

— У нас в третьей комиссии по убийствам был в свое время главный комиссар Шорф. Вы. Виктория, его, видимо, не знаете, но Вебер должен помнить. Однажды я прослышал, что Шорф намеревается обвинить в клевете некоего Геердтса. Вот тогда-то я и столкнулся с Гербертом Геердтсом в первый раз. Дело заинтересовало меня, я поехал в Эппендорф и осмотрел его выставку.

— Шорф тоже представлен в ней?

— Еще как! Он был руководителем одной полицейской акции по Франции и расстрелял несколько десятков борцов Сопротивления. Если бы Шорф сидел тихо, ничего бы, вероятно, не случилось. А его жалоба властям вызвала целую лавину. Шорфа отозвали из отпуска, а позднее, уже после процесса, отправили на пенсию. Слишком благоприятный исход для этой подлой собаки: одно утешает, что мы все-таки от него избавились.

— И после этого вы подружились с Геерлтсом? — улыбнулась Виктория.

— Да нет. После осмотра выставки я вовлек Геердтса в разговор, а затем пригласил его на кружку пива. С тех пор и парня больше не видел.

— А как давно это было?

— Примерно года три назад.

— И все же он обратился именно к вам за помощью.

— Хм!

— Должно быть, вы произвели на него большое впечатление.

Шоппенхауер вытащил из пачки сигарету, но так и не прикурил ее.

— Знаете, о чем я подумал? — обратился он к Виктории. — Готов поспорить, что у него больше нет никого, к кому он мог бы обратиться.

Виктория резко поднялась и исчезла в комнате. Комиссар посмотрел на сигарету.

— Видимо, не совсем стоящее для вас дело, Вебер? Извините, если наскучил, но я все же надеялся, что вы сможете помочь бедному парню.

— Только не втягивайте меня в неприятности, Шоппенхауер! На этой истории не заработаешь и копейки, одни лишь неприятности, боюсь, даже много неприятностей.

— А я и не знал, что в последнее время вы так привязались к деньгам.

— Ну да, я же единственный в этой стране, кому безразличен личный счет в банке!

— Я вспоминаю те времена, — разумеется, вы были тогда моложе, — когда вы не спрашивали, сколько денег принесет то или иное дело. Достаточно было, что кому-то нужна ваша помощь.

Вебер резко приподнялся на раскладушке.

— Моя помощь! Да это же смешно! В Рендсхагене есть уголовная полиция или нет?

— Геердтс, кажется, не очень ей доверяет.

— Ну и что? Разве в этом моя вина? Что мне за дело до этого малого? Почему он не открывает адвокатскую практику и не зарабатывает свои деньги так же, как вы и я?

— Он не то имеет в виду, — произнесла Виктория, неожиданно появляясь на балконе и глядя на Вебера, как мать на непослушного ребенка. — Поистине он чувствует себя неважно, если изредка не будет нести чепухи!

Вебер проворчал:

— Вы, конечно, все про меня знаете.

— Да, мой сладкий, знаю.

Шоппенхауер, улыбаясь, посмотрел на Викторию, державшую в руках легкое летнее пальто.

— А для чего пальто?

— Нашему мастеру-детективу, чтобы он не простудился. Я предполагаю, что вы намерены забрать его с собой.

Улыбка Шоппенхауера стала еще шире.

— С какой стати?

— А вы разве не договаривались о встрече с Гербертом Геердтсом?

— Да, действительно, примерно через час, — подтвердил комиссар, взглянув на часы.

— Ну, а что вы скажете о моих способностях?

— Они поистине такие же потрясающие, как и ваш кофе. Но ведь мастер-детектив еще не клюнул!

— Ну, конечно же, он клюнет! — возразила Виктория. — Разве вы не видите жадную складку вокруг его рта? Он прямо-таки загорелся желанием утереть нос полицейским Рендсхагена!

Вебер поднялся с раскладушки, прошел мимо Виктории и вырвал на ходу из ее рук пальто и кепку.

— Где вы договорились встретиться с этим «переделывателем мира»?

— В Бад-Брамштедте, — ответил Шоппенхауер.

— О Боже всемогущий! Этого не может быть! — застонал Вебер.

— Не беспокойтесь! Я привезу вас обратно.

Они ехали на «фольксвагене» Шоппенхауера по дороге номер три, ведущей из Ганновера через Гамбург и Фленсбург в Данию.

Вебер был возбужден. Он догадывался о причинах, которые двигали Геердтсом и заставляли его мотаться с выставкой. Несколько лет назад, оставляя службу в полиции, он и сам действовал из аналогичных побуждении. Ему предлагали работу в гамбургской комиссии по убийствам, но он не захотел подчиняться какому бы то ни было ведомству, в котором работали бывшие нацисты. Вспоминал он и главного комиссара Шорфа — тот был ему не менее противен, чем Шоппенхауеру.