Одиночество - [3]

Мама подбежала к кроватке.

— Что с тобой, цыпленок?

— Мама, я боюсь смерти, — трагическим шепотом произнес он. Мама чуть не рассмеялась. — Тебе еще жить и жить…

— Мама, этого так мало… Это совсем ничто… Ты не знаешь… никто не знает… Я видел это сверху…

— Спи, скоро вставать.

— Мама, я боюсь. Я не хочу никогда, никогда умирать.

— Когда ты вырастешь, может быть, изобретут лекарство для бессмертия.

— А тебя я смогу оживить?

— Наверное…

Он немного успокоился. Не поверил, но чтобы не вернуться снова к этому ужасу, изо всех сил постарался поверить, что так оно все и будет, и лекарство от смерти, и маму оживит…

Мама вернулась в постель и заснула. Мальчик лежал с открытыми глазами и думал. Странные мысли роились в его голове. Он спросил себя вначале, зачем нужна жизнь? Зачем нужна эволюция? Человек? Может быть, он сам — смысл жизни?

А что он должен делать, если это так? Чтоб оправдать эту жизнь? Если все смертно, зачем тогда рождаться? Чтоб мучиться страхом смерти? Потом, внезапно, мелькнула мысль, что, может, все ненастоящее, что звезды, Земля, Природа, люди, мама созданы только лишь для него одного. Чтобы Кто-то, бесконечно мудрый, глядя на него, что-то там для Себя понял. А может, мне все это снится? бесконечно снится? — спросил он себя. — А, может, это я ненастоящий? А кто же тогда тот, для кого все, и я тоже? Может, он еще родится через миллион лет, а я нужен здесь, чтоб все было так, как должно быть к его приходу? А может, настоящего вообще нет? Может, я кому-то приснился, он проснется сейчас, и меня не будет? И всего вокруг? А может, для всех людей создано все? Не для всех, а для каждого в отдельности? Мой мир для меня, мамин — для мамы, поэтому мы, может, и не понимаем друг друга. У наших миров так мало общего: только — что мы видим, слышим друг друга, любим…

— Цыпленок, быстро мыться.

— Я еще пять минут…

— Давай-давай, и так проспали в садик. Мальчик лениво встал и пошел в ванную. В садик они, действительно, опоздали. Зарядка уже кончилась. Дети водили хоровод. Мальчик встал в круг.

«Каравай-каравай, кого хочешь выбирай. Я люблю вас всек, а Андрюшу больше всех», — мальчик послушно подпевал, бывал выбранным, вызывал сам.

Потом был завтрак, где его отругали, что он медленно ест и считает ворон, прогулка, на которой он играл со всеми в «Казаки-разбойники» и в войну, обед, тихий час, который вовсе не был тихим, и много чего еще. Было тоскливо, спокойно и привычно притворяться, что все это ему очень интересно и нравится, при этом не мешали никакие посторонние мысли и образы, не было страха, все было хорошо.

Затем пришла после работы мама и забрала мальчика домой. Поужинав, он собрался в уборную. Было уже темно. И шел дождь, моросящий, зябкий…

_{3, 25 апреля 1991}