Один выстрел во время войны - [17]
Валька был худым и белым под цвет простыни. Куда девалась его обычная округлость. Рыжий видел чужое, испитое болезнью лицо, отдаленно напоминающее Валькино. Рыжий терялся, не зная что говорить, как иногда терялся при первой беседе со взрослым незнакомым человеком.
— Федор Васильевич, наш военрук, уехал. Не слышал небось? Из школы выперли его, он и уехал. Я провожал…
— Жалостливый какой, — опять загудела у печки тетя Катя. — Кого надо — не жалеешь… Туда ему и дорога. Убил человека и скрылся. В селе ему тошно, как людям в глаза глядеть…
— Насовсем? — повел Валька круглыми, ставшими большими, зрачками в сторону Рыжего.
— На работу устроился на железной дороге. Письмо прислал. Наверно, насовсем. Поправишься, смотаем к нему?
— Я вот вам смотаю! Я вам так смотаю!.. — будто угрожала тетя Катя черным чугунком, обняв его влажно сипящими тряпками. От чугунка несло жаром, когда он обозначил середину стола, утвердившись на деревянном, немного обуглившемся кружочке.
Больше сидеть стало уже неловко. Вальку будут кормить, может быть, с ложечки, как младенца, посторонний при этом не очень нужен. Рыжий бодро подморгнул Вальке, дескать, ухожу, дескать, о многом предстоящем мы еще один на один сговоримся. Но Валька не ответил. Рыжий устыдился своей фальшивой бодрости, под взглядом Вальки почувствовал себя раздетым догола, хотя чего было стыдиться, — Валька знал его всякого: и до конца честного, и не совсем… А вот неприятно стало, словно он только что бессовестно обманул друга.
Вечером на улице ему удалось перехватить Митьку. Тот бежал к мосту за отставшим от стада телком.
— Валька дома! Был у него…
Митька недовольно скривил губы.
— Чего ж без меня?
— Тебя не пустят.
— Во-о!.. — заулыбались вроде бы, еле заметно задвигались уголки Митькиных губ. Нет, это не улыбка… — Все равно пойду. Телка пригоню сейчас, а ты подожди. Я же — к Вальке, а не к тете Кате. Чего это она…
Ждать пришлось недолго. Вскоре Петр с Митькой были под окнами Шаламовых. Хотя и храбрился Митька, держался петухом, а шел к калитке мелким семенящим шагом. Рыжий остался на улице.
Керосиновый светлячок робко вздрагивал в углу крайнего окна. Слышно было, как телок вздыхал в плетеном коровнике. Далеко на черном опустевшем лугу раздавался отчаявшийся мальчишеский голос:
— Зорька! Зорька!..
И вдруг хлопок двери, как резкий сухой выстрел:
— Забудь наш дом!..
Выскочил на улицу Митька, его дыхание было прерывистым, словно он только что пробежал весь порядок из конца в конец. Следом за ним выбежала Таня.
— Мить! Что это делается!.. — завопила она, не замечая никого, кроме Даргина.
— Ничего… Обойдется… — бормотал Митька. — Не унывай…
— Я не унываю… Мить, приходи все же, хоть к нашему дому. Валька хоть в окно будет глядеть.
— Ладно, ладно…
Так и ушли ребята, спинами чувствуя и слезы, и отчаяние Тани.
Они сели на круче у реки. Было уже холодно, и они продрогли. Спать не хотелось. Домой тоже не тянуло. Хотя Рыжий и Митька молчали, все же было лучше, чем если бы каждый из них оставался в одиночку.
Из-под ног по крутому глинистому откосу изредка срывались комки, они подскакивали у самой воды, звучно падая в реку. В такой гладкой воде любила играть рыба. Кругами ходила, стаями, то и дело выпрыгивая наружу. А сейчас было так, словно вокруг нет ничего живого. И звезды холодные, замерзшие, они даже не перемаргивались, застыли, и все. Пропал голос мальчишки, на лугу искавшего Зорьку.
Раньше ребятам и в голову не приходило, что в мире может быть вот так, совсем без звуков. Оказывается, еще как может быть. Многое они не знали в жизни, вот в чем дело. Потому в диковину даже этот черный ночной мир без звуков.
Лучше всего лежать на животе. Если мать или сестра помогут перевернуться, то Кучеряшу казалось, что он куда-то проваливается. Легко становилось, и спина совсем не болела. Только ненадолго все это — шея уставала, как ни клади голову, на левую щеку или на правую. А потом было трудно дышать, подушка быстро нагревалась от дыхания. Вот поэтому звал он мать или сестру: опять надо переворачивать на спину или на бок. На спине тоже ничего, только вначале больно, а потом свыкаешься. Ноет и ноет позвоночник, ну и пусть себе ноет. Но вдруг как кольнет! Докторица говорила, что это хорошо. Значит, нерв живой, он может как бы заново народиться. Когда она повторяет это, Кучеряш бывает счастливым человеком. Он верит, все у него заработает, как сейчас у Рыжего или у Даргина. Иначе не может быть, если вот так говорит докторица, она все знает, ее учили этому.
Надежные слова говорит она. Хорошо становится Кучеряшу… Так хорошо, как было давно-давно, когда он удирал из пионерского лагеря. Это было просто здорово, идти на своих ногах столько, сколько захочешь. Временами даже бежал, чтобы поскорее скрыться от одного вида синих домов, где он прожил два дня и две ночи. А сосны долго не могли заслонить эти синие дощатые стены…
Началось с пустяка. Учился он хорошо, ну, не лучше Рыжего или Даргина, но и не хуже. Им за хорошую учебу дали по книжке, на каждой подпись и печать, а Кучеряшу — путевку в пионерлагерь котельного завода, что в городе. Он и поехал.
Герои романа воронежского писателя Виктора Попова — путейцы, люди, решающие самые трудные и важные для народного хозяйства страны проблемы современного железнодорожного транспорта. Столкновение честного отношения к труду, рабочей чести с карьеризмом и рутиной составляет основной стержень повествования.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.