Один - [35]
Остатки шлюпки все еще лежали на берегу между камнями, заметенные водорослями и тиной. Надо бы их тоже разбить на доски и перетащить наверх, к палатке. Но я все не успевал этого сделать.
Добравшись до источника, я умылся, вдоволь напился холодной воды и прилег отдохнуть на каменную плиту. После прыжков по каменному завалу Левого Борта ноги прямо отламывались и здорово кружилась голова.
Так же, как в первый день, сонно булькал родник, выбиваясь из щели в озерцо, и пчелы тянули за собой звонкие ниточки, перелетая по белым соцветиям. Я смотрел на эти здоровенные стебли с широкими лапами сильно рассеченных листьев и никак не мог вспомнить их названия. Кажется, очень давно мне их показывала и что-то про них рассказывала мама. Сколько я, наверное, забыл полезного, что мне, еще маленькому, пытались передать родители! Почему память у человека такая нетвердая? Почему часто пропускаешь мимо ушей то, что может пригодиться в будущем? Ведь даже таблицу умножения, математические правила, иностранные слова и исторические даты приходится задалбливать несколько раз, прежде чем они застрянут в памяти навсегда. С ходу запоминается почему-то только то, что потом никуда не годится…
Я поднялся с плиты, вынул из кармана нож и спрыгнул в гущу жестких ярко-зеленых дудок. Срезав у самой земли толстый стебель, я обрубил с него листья и шапку цветов и надкусил. В рот брызнул сладковатый сок с сильным травяным привкусом. Э, да кажется, эта штука съедобна! Я изжевал мясистый черенок до конца, выплевывая остатки волокнистой мякоти. Недурно! Чем-то напоминает огурец и ревень, смешанные вместе, и, если покрошить помельче,' добавить мангыра, саранок и морской капусты, получится замечательный салат.
Я срезал с десяток дудок, набрал в бутылку воды и, подхватив доски, потащил все к палатке.
Парусина за два солнечных дня великолепно просохла. Осмотрев ее, я нашел несколько дырок, через которые во время шторма внутрь конуры затекала вода.
Как мне сейчас не хватало иголки!
Ну что ж, придется залатать дыры полиэтиленовой пленкой. Спущусь за ней на берег и заодно надергаю мидий. Вода в бухте, наверное, уже не такая холодная.
Сегодня в бухте Кормы вода стояла спокойная и прибой как-то лениво накатывался на скалы. Я внимательно осмотрел прибрежную полосу: не пригнало ли к берегу цианей. Ничего подозрительного не заметил.
Это было второе мое купание в бухте.
Я решил заготовить мидий побольше: их печеное мясо хорошо сохранялось. Чтобы удобнее было работать руками, привязал сделанный из майки мешок к поясу.
Я уже набрал полмайки ракушек, когда заметил, что и без того слабый прибой у рифов совсем прекратился. Такого не было еще ни разу. Всегда у этих щербатых скал пенились волны и шипела разлетающаяся в клочья пена. А сейчас вода с тихим плеском отливала от берега и к острову не подкатывалась ни одна волна. Очень странным мне это показалось.
Но скоро, увлеченный работой, я позабыл о прибое и заботился только о том, чтобы не порезать ноги об острые кромки раковин и чтобы течением меня не прижало к скале, тоже острой, как битое стекло.
Все-таки самое удобное на острове место — эта бухта Кормы. Остальные берега обрывистые и мрачноватые. Если строить дом, то только на том склоне сопки, где я обосновался.
Я подумал, что можно сложить стены из крупных камней, щели между ними забить мелкими, а вместо крыши натянуть брезент. В доме даже печку можно построить, и тогда не страшно перезимовать на острове.
Воображение у меня всегда работало очень ярко. Я уже видел свой дом, с дверью-портьерой из парусины, с дымком, поднимающимся над крышей. Рядом источник и дерево, под которым можно спасаться от жары. А поляна саранок — это плантация. Если умно действовать, можно даже разводить саранки и мангыр. Шиповника можно насушить хоть мешок — это витамины. Правда, зимой не полезешь в воду за мидиями, да и птиц на Форштевне, наверное, не будет, они улетят на юг… В самом деле, куда деваются чайки зимой, перелетные они птицы или нет? Если бы поймать хоть одну чайку и попробовать ее мясо! На станции говорили, что мясо чаек несъедобное — жесткое и сильно пахнет рыбой. Ну и что? Рыба тоже пахнет рыбой, а мы ее едим с удовольствием. И икра тоже пахнет рыбой… Наловить чаек, насушить на зиму мяса. Саранки можно выкапывать прямо из-под снега… А чаячье мясо не сушить, а засаливать. Хорошенько вымочить в морской воде и провялить, тогда оно, наверное, не испортится… Стоп, а как же одежда? Ведь в этих местах зимы очень суровые, много снега, часто пуржит. Наша станция южнее, и то зимой во время пурги между домами натягивают канаты, иначе по поселку и не пройдешь. А я в легком джинсовом костюме… В нем после первого же снега превратишься в сосульку… Нет, зимы мне на острове не пережить…
Отдирая ракушки от камня, я случайно взглянул на небо и чуть не нырнул с головой под скалу.
Вся линия горизонта стала черно-синей, а туманная мгла перехлестнула уже середину неба и подбиралась к солнцу. В северной стороне, над уступами Правого Борта, распухала плотная синяя туча с яркими снежно-белыми краями. Таких туч я тоже еще не видел над островом. Она росла на глазах, выпучивая из себя тугие клубы, которые катились над берегом и опускались все ниже. На черном фоне неба, то падая почти до воды, то взмывая вверх, белыми призраками носились чайки. А в голубом, еще незатуманенном окне неба плавилось солнце, резко освещая сопку, кусты на склонах и деревья на ее вершине.
