Один - [25]
А сколько раз я жалел за эти дни, что знаю не так уж много! Почему я так мало прислушивался к разговорам взрослых? Почему не присматривался, как они работают? Ведь они умеют делать многое такое, чего я еще не умею. Невелика хитрость смонтировать транзистор в радиокружке или наладить электропроводку в доме. Это вроде игры в «Конструктор»: все делаешь из готовеньких деталей. А вот вырежь из дерева самую простую ложку или добудь огонь без спичек! Или вылепи хотя бы самый примитивный глиняный горшок! Не тут-то было! Человек сейчас делает самые сложные вещи вроде самолетов, атомных бомб, электронных счетных машинок, зато совсем разучился делать самые простые и необходимые…
Да, учиться надо не только по книжкам!
Я отвел глаза от огня и взглянул на небо.
Неба не было.
Сплошная тьма затопила все вокруг. И стояла такая тишина, что показалось, будто я провалился под землю. Ни шороха, ни дуновения в невидимых кустах. Все замерло. Язычок пламени от горящих веток тянулся вертикально вверх, красно освещая внутренность палатки и ствол дерева, под которым я ее поставил. Никогда еще не было на острове такой ночи.
Завтра наступит одиннадцатый день.
Чем больше я здесь живу, тем меньше остается времени до момента, когда меня найдут.
Хочется или не хочется мне домой?
Не знаю.
Вероятнее всего хочется, если все время думаю о том, найдут меня или не найдут.
И все-таки не каждому человеку выпадает в жизни такое. Это же самое настоящее приключение! Остров, море, деревья, палатка
Тут я заметил на рукаве куртки дырку. Ого! Где же я так зацепился? И ведь зашить нечем — у меня ни иголки, ни ниток….
Я внимательно осмотрел весь костюм и нашел еще одну дырку на джинсах под коленом. Потом еще одну, на рукаве, под мышкой.
Плохо. Костюм ничем не заменишь. Надо будет осторожнее лазать по кустам и деревьям. И особенно беречь кеды: без них здесь и шагу не ступишь.
Я разулся и проверил кеды. Скоро они у меня год, а подошва только чуть начала снашиваться. Крепкая штука! Вот сбоку, там, где мизинцы, слегка начинает протираться ткань, но это ничего. Ткань вон какая толстая. Еще на два года хватит. А шнурки можно менять хоть каждый день, их у меня сколько угодно. Надо будет от палатки до берега проложить дорожку. Там, где начинаются камни, расчистить и сделать что-нибудь вроде мостовой из плоских булыжников…
С моря донесся странный звук вроде длинного приглушенного крика, а за ним — глубокий протяжный вздох. Пламя костра дернулось в сторону и почти легло на землю. В тот же миг над головой быстро зашумели листья, палатку вздуло пузырем и чуть не сорвало с колышков. И сразу засвистело в кустах, загрохотало внизу у скал, затрещало где-то вверху, на склоне. Весь остров зашевелился во тьме.
Воздух потяжелел, стало трудно дышать. Снаружи еще сильнее потемнело. В свете костра наискось пролетела отломившаяся от дерева ветка. И вдруг огромная бело-голубая трещина раскроила темноту, соединив небо и море. На один миг отчетливо, как выточенные, высветились кусты с неподвижными, будто вычеканенными листьями, травы и камни и клубы вулканических облаков над деревьями. А потом все опять прыгнуло во тьму и взорвался такой гром, что у меня захватило дыхание.
И сразу же по парусине, по листве надо мной, по траве часто-часто застрекотал дождь. Костер зашипел под ударами капель, и только я успел передвинуть часть огня в палатку, как ливень рухнул водопадом. Не моросило, не капало, не лилось струями — сплошные полотнища воды падали на землю. Ветер ударял с такой силой, что палатка то надувалась парусом, то сплющивалась и трепетала, как повешенное на веревку белье. С дерева летели сбитые листья и сучья. Свистело и скрежетало на разные голоса. Остров будто сорвался с места и понесся по взбесившемуся морю в темноту.
Как стремительно меняется здесь погода! Безветрие, тишина — и вдруг сразу, за несколько минут такое!
Скоро в палатке сухое место осталось только там, где сидел я и горел костер. От налетов дождя меня и огонь спасал ствол дерева. Я боялся только одного: как бы не залило огневой инструмент. Поэтому плотнее завернул его в пленку и пожалел, что не насобирал на берегу этой пленки побольше. Можно было соорудить из нее полог, и тогда вода не залетала бы с ветром внутрь. Измазанная нефтью, она совсем не пропускала воду, но в солнечные дни воняла керосином так, что к ней неприятно было прикасаться.
Я представил, что сейчас делается у Кормы и у мыса Форштевня, и улыбнулся. Пусть палатка похожа на собачью конуру и из нее нужно выползать чуть ли не на четвереньках, пусть я живу, как первобытный, добывая огонь палочками и питаясь поджаренными слизняками и травой, — все же я не голый на голом берегу. Не распустил слюни, не испугался и пока еще не согнулся!
Я поплотнее запахнул куртку. Спина промокла, брюки на коленях тоже, но я уже привык к этому и не обращал никакого внимания.
Ветер ослаб. Снаружи водопадом шумел дождь. Кажется, он затихает и, наверное, скоро кончится. Просто это был шквал, который пролетит так же быстро, как налетел. А завтра опять будет солнце, я просушу одежду, и все пойдет, как надо.
