Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии - [6]

Винтовка Хорнет Маузер 22 калибра, в кожаном чехле (по разрешению).

Двуствольное ружье Гриннера 12 калибра, в брезентовом чехле.

Ремни и приборы для чистки оружия.

Автоматический пистолет Люгера калибра 9 мм, в кобуре (по разрешению).

Пятьсот патронов к винтовке Хорнет.

Сто патронов к дробовику (в Гвиане их достать трудно).

Сто патронов к пистолету Люгера.

Пара сделанных на заказ коричневых хромовых сапог.

Запасные шнурки. Смазочное масло. Запасные подметки, каблуки и гвозди.

Шляпа.

Две пары тиковых шорт цвета хаки. Две пары тиковых брюк цвета хаки. Две пары шерстяных носков цвета хаки. Две пары белых бумажных носков. Две тиковые рубашки цвета хаки. Плотная тиковая куртка цвета хаки с глубокими карманами и поясом.

Дюжина белых носовых платков. Простой кожаный ремень. Набор ниток и иголок и коробка пуговиц.

Вещевой мешок. Большая сумка.

Темные очки. Защитные рабочие очки.

Липкий пластырь.

Брезент.

Охотничий нож (самодельный, со стальным шеффилдским лезвием и медной, обтянутой кожей рукояткой).

Армейский компас.

Фотоаппарат «Дуофлекс» со вспышкой.

Четыре плоские коробки из-под табака, в каждой — по восемь катушек кинопленки Верихром.

Две плоские коробки из-под табака с двумя дюжинами лампочек для вспышки.

Две плоские коробки из-под табака с дюжиной запасных электробатареек и дюжиной лампочек по 3,5 вольта. Большой электрофонарь (кажется, водонепроницаемый). Шесть брезентовых мешочков для образцов минералов. Плоская коробка с карандашами, резинками, блокнотами, конвертами и эластичной тесьмой. Колода карт. Губная гармоника. Туалетные принадлежности, включая зеркало в металлической оправе и прочном футляре. Два полотенца.

Рыболовные снасти (без удилища), большая часть которых оказалась совершенно непригодной для рыбы гвианских рек.

Карманные часы (Смитс Импер) стоимостью 30 шиллингов.

Прочный деревянный ящик с толстыми веревочными ручками и замком (для боеприпасов и пищи). Учебник минералогии.

Аптечка, включающая шприцы для инъекций, новейшие противомалярийные средства, марганцовку против змеиных укусов и т. д. (Небольшое примечание. Обезболивающие средства и целебные сыворотки, пенициллин, кокаин и стрептомицин хранившиеся в отдельном ящичке, были украдены во время плавания. Пропажа обнаружилась лишь в Джорджтауне, где у меня уже не было времени возместить ее.) Поручения Британского музея и зоопарков. Все деньги в аккредитивах, за исключением нескольких фунтов наличными.

Остальные необходимые предметы снаряжения я рассчитывал достать в Джорджтауне или во время самой экспедиции. И вот 8 декабря 1953 года я снова стоял на слегка покачивающейся палубе океанского лайнера и сквозь туман пытался разглядеть очертания Саутгемптопа. Впереди были приключения со всей прелестью неизведанного, но без тех явных ловушек, которые подстерегали меня во время первой злосчастной поездки. А о скрытых ловушках я не думал. Да и как о них думать, если они скрыты от наших глаз.

2. Через Вест-Индию

Представьте себе путешественника, который познает жизнь в сыром третьем классе французского океанского лайнера. Это было единственное место, которое я сумел получить без труда.

Моя койка находилась как бы в самом центре сцены, где разыгрывалась целая комическая опера. Арабы, индусы, мусульмане, солдаты, хмурые даго, смуглые итальянцы, громадные негры, толстые вежливые китайцы и рядом с ними учтивые французы, бритые священники в темно-коричневых одеяниях, монахини в черно-белом, темноглазые испанские сеньориты, приветливые и вспыльчивые одновременно, красочно одетые креолы с их страстью к музыке, золотым зубам и украшениям. У всех этих людей свои заботы, ничтожные и серьезные, действительные и мнимые, и все без конца ищут чего-то нового — чего угодно, лишь бы скрасить пронзительную скуку вынужденного заточения на узкой полоске кормовой палубы длиной пятьдесят футов.

Еще ниже, куда совсем не проникает солнечный свет, потому что все это помещение расположено ниже ватерлинии и там нет иллюминаторов, раздаются нескончаемые охи и вздохи жертв морской болезни, которые сливаются в погребальную песнь и перемежаются визгливой бранью обезумевших матерей, стремящихся унять своих непослушных воющих младенцев. Несчастные страдальцы с потухшим взором стояли на коленях и били головой о стальной настил палубы, страстно моля аллаха послать им избавление. Запахи испарений, немытых тел, пряностей и сладостей таинственного Востока, дешевого табака и рвоты создавали отвратительное, неописуемое зловоние, которое вместе с качкой и грохотом механизмов превращало сон в несбыточную мечту. Это был ад!

Пассажиры-испанцы прозвали меня «Эль Торо» (бык). Один из них, коротыш с бородкой Мефистофеля, без конца проделывал невероятные акробатические трюки и показывал девушкам-креолкам порнографические открытки. Здесь не было отдельных кают или перегородок. Представители обоих полов ехали все вместе, не испытывая смущения друг перед другом и не обращая внимания на всякие условности. Койку надо мной занимал толстый священник (койки располагались там в три яруса), и его массивное тело так продавливало пружины, что я даже не мог повернуться. В голове у меня стучало, я проклинал все на свете, но куда было деться?